Многие из основополагающих принципов, выдвинутых Туркиным, воплотились через три года после выхода его работы 1889 года, в законе от 3 февраля 1892 года[67]. Этот закон устанавливал разрешенное время охоты на различные виды дичи, впрочем, не распространяя эти ограничения на отдельные – в основном северные и восточные – губернии и уезды, где охотой занимались профессиональные охотники или коренные жители. Закон предписывал охотникам старше семнадцати лет приобретать годовое охотничье свидетельство (опять-таки за исключением отдельных частей империи). Также закон устанавливал денежные взыскания за различные нарушения, в том числе браконьерство и нарушение границ частных владений, предписывал местной полиции и другим органам власти надзор за соблюдением правил и обеспечивал полную защиту такому редкому животному, как зубр. Подтверждалось право крестьянской общины предоставлять разрешение на охоту как своим представителям, так и сторонним лицам. Запрещалось разорять гнезда нехищных птиц и уничтожать их яйца, ловить птиц силками и тенетами, а также торговать пернатой дичью в весеннее время.

Закон 1892 года всецело разделял свойственную более раннему российскому законодательству направленность против хищников и тем самым юридически закреплял коллективную культурную вражду к «вредным» видам животных. Список хищников был расширен и теперь включал в себя семнадцать видов млекопитающих и пятнадцать видов птиц. Помимо волка к хищным млекопитающим относились лисица, шакал, барсук, песец, хорек, ласка, выдра, норка, горностай, куница, росомаха, рысь, дикая кошка, а также некоторые всеядные: медведь и белка, иногда поедавшая яйца и птенцов. Хищными птицами признавались орел, беркут, сокол, кречет, все виды ястребов, сорока, ворон, ворона, галка, сойка, ореховка, сорокопут, филин, сова и воробей (последний уничтожал птенцов и яйца других птиц) [Правила об охоте 1895: 83]. В законе отразились взгляды Туркина и других специалистов, поскольку в нем прямо говорилось о роли отравы и охотничьих обществ в борьбе с хищниками и указывалось, что власти должны напрямую поддерживать эту деятельность:

Истреблять хищных зверей и птиц, птенцов их и гнезда, а также убивать на полях и в лесах бродячих кошек и собак дозволяется в течение всего года, всякими способами, кроме отравы.

Примечание. Начальникам губерний и областей предоставляется дозволять употребление отравы для истребления хищных зверей в виде общей меры или выдавать на то разрешения отдельным лицам и обществам охотников [Там же].

В своем чрезвычайно подробном, составившем целую книгу комментарии к закону 1892 года Туркин посвятил несколько страниц разъяснению, на каких соображениях основана категоризация хищных зверей и птиц, ссылаясь на высказывания высоких должностных лиц вплоть до министров. Туркин напоминает, что одни и те же животные, в том числе хищники, в различных условиях и обстоятельствах могут выполнять как положительную, так и отрицательную функцию. Например, в некоторых местностях Южной России хорек играет полезную роль, помогая контролировать численность сусликов. С другой стороны, зайцы могут наносить ущерб сельскохозяйственным насаждениям и садам, хотя они скорее относятся к полезным, нежели вредным животным. Однако другие животные (например, волки и медведи) считались безусловно вредными и поэтому подлежали истреблению при всякой возможности [Туркин 1892: 68–77][68]. Однако Туркин отмечает, что гораздо меньше единодушия вызывал вопрос, в какой степени правительство должно финансировать борьбу с хищниками. В конечном итоге местным властям была предоставлена свобода самостоятельно решать, насколько энергично следует поддерживать и насколько щедро финансировать деятельность по сокращению их численности[69].

С точки зрения современной экологии закон 1892 года представляется чрезвычайно недальновидным из-за жесткой категоризации животных в соответствии с предполагаемой полезностью или, напротив, потенциальным вредом и опасностью для человека. При этом совершенно не учитывается, что хищники могут играть значительную роль в крупных природных системах, выходящих за рамки узкой сферы человеческих проблем и интересов. Рассматривая этот закон в более широком контексте, связанном с отношением к собственности и природным ресурсам в России, Екатерина Правилова указывает, что «понятие о полезности в сельской России конца XIX века резко отличается от современных представлений и в большей степени основано на числе человеческих жертв и экономических потерь при взаимодействии человека с дикой природой» [Pravilova 2014: 71]. Однако, как было известно самому Туркину из обстоятельного изучения зарубежного охотничьего законодательства, безоговорочная враждебность к хищникам и особенно волкам была свойственна деятельности по контролю над хищниками, проводимой в ту эпоху в других странах. Помимо вышеупомянутых мероприятий по сокращению численности волков в Европе программы по истреблению хищников набирали обороты в Америке; продолжались они и в XX веке, о чем я скажу в заключении.

Закон 1892 года явился наиболее значительным образцом охотничьего законодательства дореволюционной России, даже учитывая позднейшие попытки усовершенствовать и расширить его. Однако, несмотря на содержавшиеся в нем призывы к сокращению численности хищников, деятельность по истреблению волков в Российской империи так и не достигла того уровня общей координации и государственного финансирования, который представляли себе Сабанеев, Туркин и другие авторы, обращавшиеся к опыту таких западноевропейских стран, как Германия и Швеция. Уничтожением волков по-прежнему занимались члены крупных охотничьих объединений – Московского общества, деятельность которого я описывал ранее, и Императорского общества, имевшего обширную сеть губернских отделений; истребление волков, хотя и бессистемное, велось также на местном уровне, нередко при участии охотничьих объединений и клубов.

В историческом очерке о деятельности Императорского общества, опубликованном в 1898 году, Туркин подчеркивает важный вклад его губернских отделов в истребление хищников, отмечая, что в средней и южной России, как правило, полагаются на псовую и ружейную охоту, а в северных и восточных губерниях отдают предпочтение отраве. Особо он выделяет деятельность Новгородско-Тверского отдела с 1891 по 1897 год, отмечая, что его члены каждый год убивали в среднем по восемьдесят волков и лисиц и по тридцать медведей:

Этот Отдел и словом, и делом показывал, что Общество охоты не должно составлять замкнутую корпорацию, чуждую всему выходящему из пределов спортивных требований. Он ясно понимал, что охотники соединяются в общество не с тем, чтобы, уединившись от жизни, с ее заботами, тревогами и нуждою, предаваться удовольствиям спорта, а с тем, чтобы успешнее приходить на помощь нуждающимся [Туркин 1898: 58].

Несмотря на подобные меры, численность волков в России на протяжении всего имперского периода оставалась стабильной. В своей работе об охотничьем законодательстве в эпоху Романовых, вышедшей незадолго до падения царского режима, в 1913 году, Туркин подчеркивал, что деятельность по борьбе с хищниками в России оставалась недостаточно организованной, а обширные пространства частных земель продолжали служить убежищем для волков, поскольку собственники оберегали свои владения, чтобы охотиться самим, или просто не хотели допускать туда посторонних [Туркин 1913: 146]. Иными словами, в 1913 году, по его мнению, еще сохранялась та самая ситуация, которую описывал Сабанеев в монографии 1880 года. Крупные хищники, прежде всего волки, по-прежнему создавали угрозу для сельских жителей России: «По данным Центрального Статистического Комитета, в 49 губерниях Европейской России с 1870 по 1887 год заедено зверями 1445 человек, а с 1888 по 1908–1200 человек» [Там же: 144].

***

Учитывая центральную роль российских охотничьих обществ и клубов в деятельности по контролю над волками (безотносительно ее результатов), в завершение этой главы я рассмотрю литературное описание охоты на волка, устроенной провинциальным охотничьим клубом, чтобы вписать рассмотренные выше исторические источники в художественный контекст. Прозаик и драматург И. А. Салов (1834–1902) с 1850-х вплоть до конца 1890-х годов публиковал свои сочинения в ведущих российских журналах. Его изображения сельской жизни получили особое признание со стороны критиков, сравнивавших его с И. С. Тургеневым. Пятнадцатистраничный рассказ Салова «Волки» описывает ружейную охоту на волков, устроенную в конце XIX века охотничьим клубом в Саратовской губернии, примерно в 750 верстах к юго-востоку от Москвы[70]. Этот рассказ, основанный на личном опыте Салова, помещика и охотника,