волков достаточно, чтобы нападать на добычу с разных сторон или заманивать «глупых собачонок», но они ниже, чем у лисиц, особенно если учесть, что волки чаще, чем лисицы, попадаются в капканы или съедают отраву [Там же: 1386–1387]. Сабанеев указывает, что, преследуя и убивая добычу, волки полагаются прежде всего на сильные ноги и крепкие зубы, а не на врожденную сообразительность. Также он отмечает, что из болезней волки подвержены только чумке и бешенству, но критикует распространенное поверье, что волчица взбесится, если убить или украсть ее детенышей [Там же: 1388–1389][60].

Запальчивость, с которой Сабанеев опровергает утверждения о высоких умственных способностях волков, хотя и направлена в первую очередь против Лазаревского, отражает неприятие распространенного среди российских охотников мнения, что русские волки чрезвычайно умны и упрямы. Примером подобных «устаревших» мнений (укрепившихся, по мнению Сабанеева, благодаря Лазаревскому), которые сам Сабанеев стремится опровергнуть при помощи более современного зоологического подхода, является статья, опубликованная в 1854 году в «Журнале коннозаводства и охоты». Основное внимание в ней уделено «хитрости и смелости» волков, особенно тех, которые обитают в непосредственной близости к людям. Также в статье подчеркивается, что охотничьи приемы и другие повадки волков указывают на уровень умственного развития, который отличает их от других животных и делает опасными противниками:

Эти звери, в нашем климате, весьма резко отличаются, от прочих диких животных, во всех отношениях: первое, своим множеством; второе, способностями создавать такие тактические в нападениях своих проделки, что иногда становишься в тупик, видя, что хитрость их превосходит всю изобретательность и предусмотрительность человека; главное же, что, более всего вооружает людей противу волков, это причиняемое ими разорение, которое всегда бывает чувствительно для хозяйства; ибо истребление овец, лошадей и рогатого скота, иногда доходит до безграничности и, всегда, в этом случае, более страдают беднейшие крестьяне, у которых иногда не бывает порядочного пастуха с хорошими собаками, чтобы защититься от одного даже волка [Венцеславский 1854: 95–96].

Автор статьи пересказывает истории, демонстрирующие дьявольскую сообразительность волков. Например, он утверждает, что они значительно умнее, чем домашние собаки, и сообщает о случаях, когда одинокий волк выманивал собаку из деревни, притворяясь испуганным или больным, после чего на незадачливую жертву набрасывалась вся стая. Как и люди, стаи волков, охотясь в лесу, способны располагаться таким образом, что перекрывают зайцам и другой добыче возможные пути к спасению. Подобные примеры приводят автора к заключению, что «волки имеют высокий смысл соображать, и, как видно, понимать обстоятельства, которыми им следует иногда воспользоваться» [Там же: 105]. Он утверждает, что изворотливый ум позволяет волкам вводить в заблуждение не только деревенских собак и дичь, но даже сельских жителей. Некоторые волки – особенно те, чьи логова расположены неподалеку от деревень, вследствие чего они стремятся избегать столкновения с человеком – способны эффективно маскировать свою агрессивность, усыпляя бдительность крестьян и заставляя их думать: «это наши добрые волки; они никого не трогают; хоть дитя подойди к ним, они его не разорвут» [Там же: 100]. Скрытый смысл статьи состоял, разумеется, в том, что более знающие люди – то есть охотники-помещики – должны защищать доверчивых крестьян от их собственной наивности.

Стремясь опровергнуть укрепившиеся представления о волках как о дьявольски умных животных, Сабанеев также стремится донести до читателя более тонкое понимание социальной жизни волков и признает, что те обладают определенными положительными чертами. Он подчеркивает, что у взрослых волков существует материнский и отцовский инстинкт, что зрелые особи обычно объединяются в пары для воспитания потомства, а самки проявляют к детенышам особую нежность. Также он в подробностях описывает жизнь волка в течение всех времен года, сосредоточиваясь на поведении во время спаривания и устройства логов, а также на роли волков-подростков в стае и различных этапах взросления волка [Сабанеев 2011: 1406–1415][61]. Он даже помещает краткое «картинное описание» одного дня из жизни волчьей стаи, проводимого вокруг логова с маленькими волчатами [Там же: 1417–1419]. Также он подчеркивает, что волки обычно не нападают на домашний скот поблизости от своего логова – очевидно, чтобы не навлечь месть на собственных детенышей; здесь Сабанеев отчасти соглашается с автором статьи 1854 года, считавшим, что волки способны усыплять бдительность крестьян:

Волки щадят домашних животных в соседстве своего логова потому, что боятся открыть его человеку, и сначала, когда пищи всюду вдоволь, скот безопасно пасется чуть не рядом с волчьим гнездом. Этим объясняется, почему крестьяне соседних деревень обыкновенно не только не стараются истреблять молодых волчат, но даже стараются скрыть их местопребывание [Там же: 1416].

Сабанеев подробнейшим образом описывает, как меняется рацион питания волка в течение года и в зависимости от местности. Он отмечает, что помимо домашнего скота, особенно молодняка весной и осенью, рацион волка включает разнообразных диких животных, от зайцев и кроликов до птиц, вьющих гнезда на земле, и их яиц, мышей и прочих грызунов, а также представителей многих других видов [Там же: 1428–1429]. Что касается домашних животных, то здесь волки предпочитают легкую добычу и нападают на любых уязвимых особей, от домашней птицы до лошадей, хотя чаще всего их жертвами становятся овцы – по причине глупости и неспособности защитить себя [Там же: 1430–1435].

Зоологическое описание волков, предложенное Сабанеевым, отчасти согласуется с положениями современной биологии дикой природы, хотя, конечно, относится к более раннему этапу развития науки, чем современная экология, для которой характерен акцент на взаимосвязях различной флоры и фауны в хорошо функционирующей экосистеме и в особенности на существенной роли высших хищников (к чему я еще вернусь). Также Сабанеев не выходит за границы зоологических знаний своего времени – например, выделяя подвиды волков на основании физических характеристик и области обитания, хотя и сознает, что подобная классификация предварительна и может считаться лишь условной, а не абсолютной. Спорными представляются его попытки опровергнуть мнение современников о высоком умственном развитии волков и рассуждения об их социальном поведении, хотя эти вопросы занимают существенное место и в новейших исследованиях, посвященных волкам.

Во втором, более пространном разделе монографии Сабанеев чрезвычайно подробно исследует применявшиеся в России способы истребления волков. В этом смысле его монография соотносится с руководствами по псовой охоте, которые я рассматривал в первой главе. Сабанеев отдельно рассматривает псовую, ружейную и промысловую охоту, ловлю в капканы, отравление, а также менее распространенные способы. Он подчеркивает, что охотники, ориентированные на выгоду, сосредоточиваются прежде всего на более ценной и менее опасной добыче, поэтому, по его оценке, больше половины волков, ежегодно убиваемых в России, приходится на псовых и ружейных охотников-любителей, а не на профессиональных охотников и звероловов, которые стремятся получить денежное вознаграждение или ценный мех [Там же: 1446].

Далее он выделяет основополагающие различия между псовой и ружейной охотой на волков, а также указывает причины, почему первая постепенно пришла в упадок. Он признает, что для охоты на волков наиболее эффективны именно гончие и борзые. Свора борзых способна настигнуть волка на большем расстоянии, чем пуля охотника; псовая охота представляет собой устоявшуюся практику со строгим набором правил, которые еще не выработались для ружейной охоты; псовая охота производится осенью, когда волки еще находятся поблизости от логов, а ружейная охота обычно устраивается зимой, когда волки разбредаются на большие расстояния [Там же: 1446–1447]. По его утверждению, русские крестьяне исторически сознавали значение псовой охоты и остались