– И новые враги.

– И новые враги. Но если мы не сбудем их за пару недель, то на нас наедут уже менты.

– Ментам мы всё проплатили. А Луговские нас не поймут. И делиться с ними я не хочу. Это уже принцип.

– А кто говорит про дань? Мы продадим винтовки в Питер мимо них.

– Вано, это война.

– Это уже война!

Яр откинулся назад и свободной рукой достал из кармана пачку сигарет. Янка тут же протянула ему зажигалку и помогла прикурить.

– А в чём проблема? – спросила она.

Яр поморщился, но Янка прекрасно понимала, что если бы её мнение было лишним, её бы сюда не пригласили.

– Это реальная война, Янка. Это не тёрки по дворам.

– Мы уже влезли в чужие разборки, – упрямо проговорил Вано. – Мы затащим. Мы это уже проверяли.

– Дело не в том. – Яр покачал головой и затянулся, – хорошо, – сказал он вдруг. – Пригласи ко мне покупателя. Перетрём.

Вано кивнул и принялся собирать дипломат.

– И, Вано, – добавил он, – оставь игрушку. Пусть девчушка развлечётся.

Янка расплылась в улыбке. Посмотрела на Яра, потом на Вано и снова на Яра. Чмокнула его в ещё не бритую щёку и, отобрав у Вано автомат, умчалась во двор.

Вано проводил её взглядом и покачал головой.

– Осуждаешь? – спросил Яр.

– Жалко девчонку, – сказал Вано, – нашёл бы ты себе нормальную взрослую бабу… из наших… и трахал сколько душе угодно.

– Я не хочу нормальную, – отрезал Яр. – Я хочу её. Это всё. Буду ждать вестей.

За окном стучали колёса поезда и медленно проплывал перрон Ленинградского вокзала.

Вано принёс ответ на следующий же день, и состоял он в следующем: Алек Кушаков, или Румын – парнишка, который готов был выкупить всю партию винтовок по три косаря за каждую, в Москву соваться не хотел. Он отлично понимал, что здесь ему будут не рады, а покупатели и свои найдутся. Кушаков хотел, чтобы продавец сам приехал к нему, и хотел он видеть лично главу группировки, а не «мелких шавок».

Яр приглашению абсолютно не обрадовался: нога всё ещё ныла, а соваться на чужую территорию было опасно. Брать же с собой телохранителей Кушаков вполне конкретно запретил.

– Как по мне, —сразу же сказал Тук, – это похоже на подставу.

Яр пожал плечами.

– Предложения? Будем молиться на эти стволы, пока нас менты не загребут? Вано прав: дело простаивать не должно.

Никто не ответил.

А Яр ушёл к себе и какое-то время наблюдал, как Янка палит по мишеням. Девчонка выбивала десять из десяти – не придраться. Винтовка ей понравилась до безумия, так что она сидела в тире с самого утра и пристреливалась к ней так и сяк.

«Телохранителей не брать, – усмехнулся про себя Яр, – а про шлюх ничего не говорили».

В отличие от Яра Янка восприняла новость с энтузиазмом. И теперь они сидели в купе СВ-класса на противоположных полках и смотрели в окно.

Первый час прошёл в молчании и попытках устроиться – Янка копалась в сумках, искала что-то, но так и не нашла. Вещей у неё было не слишком много, но выбрала она их явно с умыслом: майка, от одного вида которой у Яра сводило яйца, такие же узкие джинсы, разодранные в трёх местах, короткая кожанка и неизвестно откуда взявшаяся цепь.

– Я четыре года не была в Питере, – заметила она, едва закончила копаться в шмотках.

– Сильно не распаляйся. Приедем, побазарим и домой. Инструмент взяла?

Янка кивнула и, приоткрыв одну из сумок, продемонстрировала спрятанный под кипой футболок походный набор – ту самую СВД и ТТ, который таскала из принципа, назло Толе.

В дверь постучали, и Яр шикнул, а Янка мгновенно закатала стволы обратно в барахло и сунула под стол.

– Билетики? Бельё? Чай?

Проводница была молодая, и Яр невольно улыбнулся в ответ на её улыбку.

– Спасибо, ничего.

Билеты он протянул, они тут же оказались проверены и вернулись к нему в карман. Дверь закрылась, и, повернувшись к Яне, Яр наткнулся на неожиданно тяжёлый взгляд.

– Ну чего тебе? – спросил он и принялся снимать ботинки, чтобы улечься на полку.

– Я увидела твою улыбку. В первый раз.

Яр завалился на полку и молча уставился в потолок.

Янка тоже молчала.

Потом встала и, перебравшись на полку к Яру, беспардонно отодвинула его ноги в сторону, а сама посмотрела ему в глаза.

– Яр, ты ненавидишь меня?

Яр поморщился. Он не знал, что сказать.

– Ярик, я не хотела тебе зла. Если бы я знала, что он сделает с тобой, я бы сама… Сама сбежала к тебе, только бы…

Яр посмотрел на неё и расхохотался.

Грудь Янки сдавила обида. Она отвернулась, обхватила себя руками и сидела так, пока смех не смолк.

– Что ты знаешь о том, что случилось со мной, а, Журавлёва? Ты такая же, как твой папаша. Вы никогда не замечали, что вокруг вас люди, а не марионетки.

– Ярик! – Янка резко повернулась к нему. —Ты это уже говорил. А я говорю тебе: нет. Ну, может, я не мать Тереза, и мне реально пофиг на многое. Да даже и на себя. Но за тебя я волнуюсь. Может, я что-то не понимала тогда – чёрт тебя подери, да мне было четырнадцать лет, что я могла понимать?! Но сейчас я бы всё сделала, чтобы ты не стал… таким.

– Не нравлюсь тебе, да? – Яр сдавил её плечо. – А я посмотрю, какой ты станешь, когда увидишь, как по стенке растекаются человеческие мозги. Мозги того, с кем ты десять лет прослужил.

Янка поймала его руку и накрыла своей.

– Я не знаю, увижу или нет. Только от того, что ты такой, лучше не становится никому – ни мне, ни тебе. Я вижу, как тебе больно, день напролёт. У тебя как будто зубы вечно сжаты, и их никак не разжать. Ты думаешь, ты мне делаешь больно. Но ты больно делаешь себе. Потому что я-то вижу, что ты не такой. Я и раньше это понимала, а теперь точно уверена. Я помню, как ты улыбался. Улыбался мне. Я помню, как ты меня целовал…

Янка замолкла, когда ладонь Яра взметнулась вверх, и щёку обожгло болью.

– За что? – спросила она тихо, изо всех сил стараясь не опустить глаз.

– За трёп. Шлюха!

Янка оттолкнулась ногами ещё дальше к стене и, не снимая кроссовок, устроилась ниже – прижала голову к животу Яра и прошептала: «Не уйду».

Яр какое-то время лежал напряжённый, как струна. Поезд трясло, и стоило оттолкнуть Янку, как та могла упасть и расшибить себе что-нибудь всерьёз. А этого Яр не хотел.

Потом плечи его расслабились постепенно, а следом стали расслабляться и руки. Живот начал мерно вздыматься и стал мягким, как подушка, и Янка потёрлась о него щекой.