Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я когда-нибудь обязательно сумею вспомнить даже без вашей помощи».
«Безусловно, если ты задашься такой целью. Что уже немало. Другое дело, что для этого тебе нужны основания».
«Вы считаете, я сейчас вам задаю эти вопросы без должных на то оснований?»
«Естественно — нет, но вот откуда они взялись, из тех ли временно восстановленных в твоей голове эпизодов наших дискуссий, или, может, откуда ещё?»
«Я… Просто тот я, который ничего не помнит, он уже наверняка знает о том, что существуют участки закрытой от него памяти, он ищет…и обязательно найдёт».
«Что он найдёт?»
«Вас».
«Вот!»
«Что, вот?» — слегка опешил я, голос теперь звучал просто оглушительно.
«Он сделает именно то, что я всегда от него хотел. Пойми правильно, Мари полюбила некогда человека сильного и умного, не обделённого и остальными талантами, но вот незадача, он был абсолютно зашорен понятиями, вложенными ему в голову с раннего детства. Да к тому же оказалось, что, каким-то чудом, он и есть главный объект всех и всяческих устремлений родного ему человечества, точнее заменитель этого объекта ввиду не совсем одушевлённой природы оного».
«Простите…»
«Парень, ты, волею судьбы, оказался в центре интересов различных слоёв своего общества, но при этом ты ничего не смыслишь в том, что же из себя реально это общество представляет. Успеваешь следить за логикой?»
«И вы с Мари…»
«Не путай её сюда, она лишь своевременно согласилась с моими доводами. Ей очень несладко пришлось, но что поделаешь».
«То есть цель всего этого — просто вывести меня из равновесия, заставить меня искать правду самому?»
«Да. Если тебя просто поставить перед фактом, эффекта не будет, Действительный Пилот — слишком важное звено в существующей системе ценностей. Поэтому ты здесь, поэтому, уходя, ты всё снова забудешь».
Он снова стал прежним. Императивные обороты его голоса ввинчивались в мозг, не давая продохнуть.
«Мы больше не встретимся, зря это всё…»
Но он не слушал, ибо не был человеком, пойдя с ним на контакт, ты изначально обречён либо на бесконечный собственный монолог, когда фразы ответов, как в зеркале, отражаются от твоих собственных, либо на его монолог, кажущийся безумным, лишённым смысла и цели… сейчас он просто забыл обо мне, но я-то оказался на его пути! Тень у дороги, вынужденная слушать.
«Лишение человека памяти, так ли оно необратимо воздействует на личность? Неужели стоит запихнуть под череп пару-тройку чужих мыслишек, как он тотчас изменится, станет другим, не тем, чем прежде? Эксперимент».
Я обхватил голову руками в бесполезном жесте защититься от вползающих мне под череп то ли ещё мыслей, то ли уже приказов, пусть не оформленных, но которым уже так сложно не подчиниться. Напрягись… Если постараться, ещё можно различить свои собственные мысли…
«Я полагаю, его стоит продолжить, несмотря на сильное сопротивление одной из сторон. Слишком велика, в данном случае, цена неудачи, как для них, так и для меня».
В этот миг он обратил, наконец, на меня внимание, и тогда я побежал оттуда прочь, подстёгиваемый его запоздалым раскаянием, когда он сообразил, под каким прессом я очутился в ту минуту.
«Как бы не забыть… рассказать всё Мари… она же так и не поняла, кто такой он на самом деле, он не позволил себе раскрыть ей истинные свои замыслы, а она…»
Что должен чувствовать человек, в голове которого вдруг народился болезненный сквознячок, вымывающий из неё то, что ты только что пережил, мысли, чувства, желания и страхи? Ты словно возвращаешься в самое детство, когда там, внутри, ещё нету стольких забот, когда воспоминания действительно не играют никакой роли, и стоит положить в рот карамель, как сразу же всё забывается.
Навсегда.
Нужно всё это забыть… так нельзя жить, когда воспоминания начинают заглушать твоё собственное «я».
Теперь у тебя нет выхода. Или медленно сходить с ума, но продолжать бороться за те идеалы, которые ты нажил, или бросить всё, и бессмысленной грудой протоплазмы лечь в такую же гибернационную камеру, каких тут полно вокруг. Стать ещё одним новорождённым, пустым листом бумаги в обшарпанной рамке, призванной напомнить грядущему, что прошлое не исчезло вместе со мной, оно осталось в делах моих. А их, к сожалению, не изжить, не исправить.
Но как…
[обрыв]
Что же касается моих недельных исчезновений, то такое действительно случилось с тех пор всего один раз, а именно три дня спустя после предыдущих описанных мною событий.
Мой блокнот, навсегда перекочевавший во внутренний карман куртки, покрывался маленькими крестиками, ряд за рядом. Время текло, как песок меж пальцев.
[здесь присутствует несколько листков, написанных той же рукой в другое время и вложенных, по-видимому, позже; почерк нетвёрд, прерывист, стремителен, будто автор этих строк очень спешил]
Ценность именно этой записи невероятна. Сейчас, когда сознание в ужасе замирает на той самой грани, после которой лишь мрак небытия, когда цепляешься из последних сил за те крохи, что ещё хоть как-то оправдывают твоё собственное существование, тебе остаётся лишь уповать на эти несчастные обрывки бумаги, быть может, впитывающие вместе с чернилами саму твою жизнь. И так уж нечаянно случилось, что именно эта запись, воспроизведённая моей слабеющей рукой, лишь каким-то чудом удержавшаяся до сих пор в моей памяти в неизменном виде, содержит то, что я так безуспешно пытался осмыслить все эти годы. Что стоило мне сразу осознать, вырвать правду из океана вдруг обрушившейся на меня бессмысленной и бездушной информации?! Ничего не стоило… только вот, вполне может быть, — не в моих это было силах. А так, лежи листок… дожидайся своего часа, быть может, ты ещё придешь на выручку кому-нибудь другому, тогда как мне ничего уже не поможет. Меня ждёт мой Полёт. Настоящий. Последний.
Читайте, внимайте и… не судите. Ни меня, ни его.
«…четвёртая планета. Хвала свету, ты не покинул своих заблудших детей в погибельный их час. Двадцать восьмой перелёт «Поллукса» был пройден согласно расчётам, ровно за три стандартных года по бортовому времени, и я, его третий Действительный Пилот, в свои семьдесят два года приступил сегодня к стандартной последовательности Проверки. Чётко осознавая, что это будет последняя моя возможность выступить в подобной роли, я, тем не менее, всё ещё на что-то надеялся. Нет, конечно, конструкции и материалы «Поллукса» были способны нести жизнь на своём борту ещё долгие сотни световых лет, однако я был вовсе не так совершенен, как мой корабль. Я устал.
Быть может, именно это и не дало мне сойти