и не удовлетворить эту жажду никакое Правительство в мире не имеет права» (Главное справочное бюро в Константинополе, 1920–1922 гг. Именные списки беженцев и чинов Русской армии. Сборник документов. Выпуск 1. Составитель А. В. Ефимов. М., 2022).

В этот же период, по отчётам немецкого отделения Американского Красного Креста, на территории Германии официально проживали не менее 560 000 бывших российских подданных.

В 30-е годы прошлого века немцы также были вынуждены создать специальную структуру — Управление делами российской эмиграции, которым руководил генерал В. В. Бискупский — коллаборационист, работавший на нацистов.

Надо сказать, что в советском общественном сознании в течение долгого времени формировалось неверное представление относительно действительного финансового положения русских эмигрантов первой волны. Образ нищего, утратившего жизненные ориентиры, бесконечно тоскующего по «тонкому ржаному колоску» бывшего офицера Добровольческой армии или опустившегося интеллигента, который культивировался в многочисленных кинофильмах, пьесах, книгах и пр., конечно же, имел место, но был далеко не настолько массовым, как того хотелось бы советской пропаганде.

Прежде всего значительные финансовые средства были выделены по программам поддержки беженцев Лигой Наций, часть российских финансовых активов, находившихся в зарубежных банках, были конфискованы европейскими правительствами и также направлены на поддержку эмигрантов; существенными денежными средствами располагали и отдельные представители русской диаспоры в Германии, Франции и др. странах, многие из которых серьёзно поддерживали земляков. Определённые деньги оставались на банковских счетах российских посольств. Так, транш американского кредита в сумме 31,7 миллиона долларов, которые поступили на зарубежные счета Временного правительства А. Ф. Керенского 1 ноября 1917 года, то есть уже после его падения, полностью оказались в распоряжении российского посла Б. А. Бахметьева, по-прежнему считавшегося американским Белым домом легитимным представителем законной власти, и были использованы им для финансирования антибольшевистского движения (Лозинский В. Экономическая политика Временного правительства. ГИЗ).

При этом позиция графа А. А. Игнатьева — военного агента во Франции, передавшего советскому правительству 225 миллионов золотых франков, находившихся в его распоряжении, — была исключительно редким явлением.

Материальное и моральное содействие русским беженцам оказывали международные, иностранные и собственно эмигрантские учреждения. Его виды и формы были довольно разнообразны: от сугубо благотворительной, правовой и информационной до социальной, связанной с расселением людей и их трудоустройством, и т. п. Очевидно, что особого внимания требовали наиболее уязвимые с этой точки зрения категории беженцев, не способные обеспечить себя средствами к существованию, т. е. несовершеннолетние дети, женщины, старики, инвалиды, а также часть молодёжи студенческого возраста.

Некоторым особо прозорливым российским предпринимателям, имевшим многомиллионные состояния, удалось в «угрожаемый период» своевременно «выйти в кэш» и перевести основные средства за границу: нефтяник Г. Нобель (тот самый), его коллеги по бизнесу — братья Гукасовы, С. Г. Лионозов, С. Н. Третьяков, «стальной король» Н. К. Денисов и некоторые другие, находясь в эмиграции, продолжали активную предпринимательскую деятельность и финансирование борьбы с экспроприаторами.

Естественно, что правительства стран-реципиентов пытались административно и законодательно адаптироваться к необычно большому количеству незапланированных гостей. Поиски механизма решения проблемы беженцев велись в первую очередь Францией и Великобританией, которые истратили к августу 1921 года соответственно 150 000 000 франков и 1 000 000 фунтов стерлингов для решения эмигрантского кризиса. Неудивительно, что европейские лидеры стремились максимально сократить объём собственных расходов через создание международной системы поддержки русских изгнанников для более-менее равномерного распределения их между всеми странами — участниками программы. В результате чего постепенно сложились институты на различных уровнях и в эмигрантской среде, одной из главных задач которых была социальная защита вынужденных переселенцев.

«Ликвидация беженской проблемы», учитывая её нешуточные масштабы, была возложена на Лигу Наций, при которой в 1921 году был организован Верховный комиссариат по делам русских беженцев во главе с выдающимся норвежским полярным учёным и общественным деятелем Ф. Нансеном.

В этих же целях создавались и различные специализированные организации. Так, 27 января 1921 года участники международного совещания земских и городских деятелей в Париже создали «Российский земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей» (РЗГК), который ставил перед собой прежде всего социальные задачи:

1) представительство и защита интересов русских беженцев перед иностранными правительствами и международными организациями;

2) изыскание и распределение денежных и материальных средств;

3) планомерное осуществление различных видов помощи и создания условий для работы беженских организаций;

4) организация помощи на местах и поддержка учреждений, ведающих этой помощью.

Как уже отмечалось, многие выходцы из России утратили гражданство в силу принятия Советским государством определённых решений в отношении бывших подданных империи. Как известно, Декретом СНК РСФСР от 15 декабря 1921 года все, кто не принял советского гражданства до июня 1922 года, окончательно лишались такого права. Напомню, что в данном случае речь шла о 2 000 000 человек. В связи с чем этот вопрос впервые стал мировой проблемой.

Само понятие «беженец» появилось в июле 1922 года в документах Женевской конференции: таковым признавался эмигрант русского (!) происхождения, не принявший никакого другого подданства. Затем Женевское межправительственное соглашение от 12 мая 1926 года уточнило его: эмигрантом считалось всякое лицо русского происхождения, не пользующееся покровительством правительства СССР и не приобретшее другого подданства.

Поворотным моментом в вопросе юридической интеграции русских стал 1924 год, когда были установлены или восстановлены дипломатические отношения между Советским государством и крупными европейскими странами, прежде всего с Францией. В результате которых большинство эмигрантов окончательно потеряли всякую надежду на возвращение в Россию — теперь им приходилось искать способы социальной и правовой интеграции в стране проживания (Щупленков О. В., Щупленков Н. О. Проблемы правовой интеграции русских эмигрантов 1920–1930-х годов И Социодинамика. 2013. № 12).

Во Франции в 1924 году был открыт Центральный офис по делам русских беженцев, по своим функциям заменивший дипломатические представительства Российской империи, наделённый французским правительством правами выдавать консульские бумаги, подтверждающие личность, гражданское состояние, состав семьи и образование заявителей. Несмотря на понятную процедуру организации таких учреждений, на практике их работникам приходилось доказывать правомочность своих полномочий. К примеру, мэрия Марселя не признавала легитимными выданные здесь документы, что вылилось в бюрократическую переписку между консулом и канцелярией Министерства внутренних дел, завершившуюся только 9 мая 1925 года публикацией специального циркуляра о признании полномочной подписи и печати консула на выдаваемых бумагах.

Не оставались в стороне от этого непростого процесса и многочисленные деятели культуры, проживавшие в различных европейских странах.

3 марта 1922 года на объединённом собрании литераторов в Праге был образован инициативный деловой комитет для «обсуждения и выяснения вопроса об устройстве общежития для русских писателей и журналистов» в составе А. В. Амфитеатрова, Е. Н. Чирикова, И. Д. Сургучёва, Е. А. Лядкого, И. М. Брущвита, В. Г. Архангельского и А. Е. Котомкина.

В протоколе собрания говорилось: «Условия эмигрантского существования вообще неблагоприятны, но они складываются особенно неблагоприятно для представителей такой свободной профессии, свободной в прямом и переносном смысле, как литераторы и журналисты… Только преемственность и непрерывность движения в литературном деле может служить гарантией против горестной не только для России,