но и для всего славянства, если не для всего мира, катастрофы, какою поистине было бы даже временное исчезновение литературы, давшей Пушкина и Толстого, и таящей в себе ещё не раскрытые безграничные возможности» (РГАЛИ. Ф. 1568. Оп. 1. Ед. хр. 287. Л. 10).

Комитет «по улучшению быта», который возглавил Е. Н. Чириков, получал финансирование непосредственно от правительства Чехословацкой Республики и поэтому мог оказывать финансовую помощь многим нуждавшимся художникам, музыкантам, артистам и учёным. Так называемую «чешскую субсидию» после переезда из Праги в Париж продолжала получать какое-то время М. И. Цветаева (Цветаева М. Письма В. Булгакову. Прага, 1992. С. 31).

При этом эти деньги выдавались в качестве беспроцентной ссуды, которую эмигранты обязывались возвратить «после того, как в России установятся возможности нормальной работы», для этого проситель заполнял анкету со своими данными и направлял её в МИД, а также должен был подписать обязательство утверждённой формы:

«Я, нижеподписавшийся____________выдал настоящее обязательство Министерству Иностранных Дел Чехословацкой Республики в том, что, получив от него сего числа заимообразно_____чешских крон, обязуюсь уплатить их означенному Министерству или по его приказу через один год по возстановлению в России нормального порядка и по наступлению для меня возможности выезда туда. Но, если бы я остался за границей и материальное положение моё улучшилось бы, я обязуюсь означенную сумму уплатить Министерству, как только это окажется для меня возможным по состоянию моих средств. Обязательство это действительно и для моих наследников________».

Строго говоря, условия возврата денег, изложенные в расписке, предполагали, что предоставленная ссуда всё-таки рассматривалась как безвозмездная.

Аналогичная схема помощи деятелям культуры была использована в 1919 году, когда по инициативе членов американского «Фонда помощи нуждающимся российским литераторам и учёным» в Париже был создан общественный комитет с единственной целью помощи и поддержки нуждающихся русских писателей и учёных в изгнании[224]. При этом инициаторы его создания К. М. Оберучев, С. М. Ингерман и А. И. Зак установили аналогичные условия использования денег: «…Посылаемые средства могут быть расходуемы как на выдачу безвозвратных пособий, так равно и выдачу временных беспроцентных ссуд, кому таковые необходимы до приискания работы». В этом случае предполагалось, что, когда проситель получал ссуду, он эти деньги был обязан рано или поздно вернуть, тогда как выдача пособия подобного обязательства не предполагала. Однако с течением времени стало понятно, что, поскольку правление Комитета не требовало обязательного возврата выданных средств, многие стали этим пользоваться и в конечном итоге деньги не возвращали.

Публицист Василий Яновский, входивший в писательское объединение «Круг», вспоминал о том, как он сам получал в комитете финансовую помощь: «Думаю, что следует пояснить наше тогдашнее отношение к чужим деньгам и вообще к услугам посторонних… В те годы получить субсидию или подачку почиталось лестным! Вспоможествования, милостыня становились в нашем обиженном сознании чем-то вроде чинов и орденов в чеховской Руси. Случаев гордого отказа от таких денег почти не бывало».

Поначалу финансирование Комитета осуществлялось из США, затем он начал самостоятельно находить способы для пополнения своей кассы, при этом лишь небольшая их часть поступала от пожертвований организаций и частных лиц, а основная — от устроения различных мероприятий: балов, творческих вечеров и спектаклей. То есть деньги, которые выдавались нуждающимся, были по сути заработанными, а общий объём ежегодно оказанной помощи исчислялся десятками тысяч франков (Евдошенко Н. В. Финансовые взаимоотношения между И. А. Буниным и комитетом помощи русским писателям и учёным во Франции // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки. № 1. 2019).

В 1924 году Д. Мережковский по совету П. Б. Струве обратился к чехословацким властям с просьбой об оказании помощи русским писателям, живущим в Париже. В ответ на это обращение президент республики Т. Масарик определил индивидуальные пособия: Мережковскому и Гиппиус — 3 тысячи чешских крон в месяц, И. А. Бунину и И. С. Шмелёву — по 2 тысячи крон. Кроме того, желающие писатели-эмигранты приглашались на постоянное жительство в Прагу. Этой возможностью, правда, не воспользовался никто, но деньги, регулярно поступавшие до начала 1930-х годов, оказались существенным подспорьем, дающим возможность, конечно, не обеспеченного, но, по крайней мере, более-менее сносного существования, не обременённого нищенскими проблемами оплаты квартиры, электричества, газа, транспорта или творческого досуга.

3. Гиппиус

До середины 1930-х годов ежемесячное пособие известным русским писателям — Мережковскому, Гиппиус, Бунину, Ремизову, Зайцеву, Тэффи, Куприну и Шмелёву — выплачивалось по личному поручению короля югославским правительством.

Немецкую столицу — тогда ещё сравнительно дешёвую для жизни из-за ослабления марки — для своего места жительства выбрали Илья Эренбург, Павел Муратов, Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский, Владимир Лидин, Александр Ващенко, Андрей Белый, Борис Зайцев, Нина Берберова и многие другие.

Наличие значительной читательской аудитории мотивировало предпринимателей к открытию десятков русских издательств вместе с книжными магазинами, наиболее крупными из которых были «Слово», «Геликон», «Знание», «Медный всадник», «Петрополис», в том числе специализированные: «Русское искусство» (им руководили А. С. Коган и ГК. Лукомский); «Стрела», издававшее популярные политико-социологические издания по актуальным темам; «Гранит» (вскоре переименованное в издательство «Бюллетень оппозиции»), получившее эксклюзив на сочинения Л. Д. Троцкого, медицинское издательство «Врач», которое приобрело у немецких коллег авторские права на перевод и издание крупных медицинских сочинений, в том числе различных медицинских атласов и др.

В Праге благодаря государственной поддержке смогла обосноваться многочисленная группа представителей русской культуры, поэтому в разное время здесь выходило около восьмидесяти периодических изданий на русском языке, в том числе не менее сорока пяти эмигрантских газет.

В турецком Константинополе с начала 1920-х на русском языке издавались повременные издания «Русское эхо: Ежедневная газета»; «Державная Русь: Монархический журнал», «Экономическая и литературная газета: Еженедельная воскресная газета», выходившая на русском и французском языках, «Зарницы: Русский еженедельный политический и общественный журнал», «Душевный собеседник: Духовно-просветительный и религиозный журнал русского Пантелеймонова монастыря и прочих русских обителей на Святом Афоне», «Коммерческий курьер», журналы «Развей горе в чистом поле», «Шакал», который выпускался Марковским пехотным полком, «Сергеевец» — газета Сергеевского артиллерийского училища, «Весёлые бомбы» — газета Дроздовского артиллерийского дивизиона, популярный «Эшафот» и пр.

Особенностью местного книжного мира являлось то, что в большинстве своём здесь массово выпускалась специальная литература для военных поэтому современная беллетристика и поэзия в перечне книжной продукции занимали заслуженное последнее место.

Немало русских литераторов обосновались в Польше, Болгарии, Литве, Эстонии и Финляндии. В Риге, уже после получения Латвией независимости, издавались крупные эмигрантские газеты и журналы, работал русский театр, в университете многие лекции читались русскими преподавателями на русском языке.

В китайском Харбине выходили несколько десятков русских газет, в том числе «Заря», «Харбинское время», «Луч Азии», «Рупор», «Русское слово», журналы «Рубеж», «Вестник Маньчжурии», откровенно фашистское издание «Наш путь», а также просоветские газеты