В том же самом году Европа оказалась во власти беды, которая пришла с Востока и оказалась страшнее любой татарской орды. Это была Черная смерть – чума, которую, по всей вероятности, переносили крысиные блохи, хотя этому противоречат свидетельства о нарывах и пневмониях. Болезнь унесла жизни чуть ли не трети населения мира, а в Европе, уже ослабленной голодом, возможно, и больше. На катастрофу реагировали отчаянными мерами. Болезнь посчитали местью Господней за грехи этого мира, а виновниками назначили развращенное папство, продажную церковь и, как обычно, евреев. В 1349 г. 2000 евреев Страсбурга были убиты за одну ночь. Тысячи бежали на восток и нашли прибежище в гостеприимной Польше, которой правил тогда Казимир Великий (1333–1370).

Но ничто не могло помешать английскому королю Эдуарду III воевать. В 1350 г. он снова послал в Центральную Францию своих сыновей – Эдуарда Черного принца и Джона Гонта – убивать и грабить в охваченном чумой регионе. В 1356 г. война увенчалась битвой при Пуатье, где, как и при Креси, английские лучники одолели французскую кавалерию. Короля Франции взяли в плен и упекли в тюрьму в ожидании получения выкупа. Несмотря на такой успех, Эдуарду III не хватило ресурсов, чтобы дойти до Парижа, не говоря уже о том, чтобы взять город. Обстоятельства заставили его отступить. В 1360 г. он подписал мирный договор в Бретиньи (ратифицированный в Кале). Договор закрепил потерю Нормандии и Анжу, которых Иоанн Безземельный лишился после битвы в Бувине, зато Эдуарду удалось вернуть Англии суверенитет над Аквитанией.

Мир в Бретиньи ознаменовал конец эпохи, в которую английский правящий класс еще поглядывал за Ла-Манш в поисках своих родовых корней. Английский двор, уже триста лет не покидавший Англии, все еще говорил на французском языке и перенимал французские манеры и моды. Английская архитектура ориентировалась на французскую, а священники и ученые постоянно ездили в Нормандию и обратно. Но с 1362 г. всю судебную и парламентскую документацию надлежало вести на английском языке. Сношения с материком сократились. Английские паломники предпочитали римским достопримечательностям могилу Бекета в Кентербери. В стране расцвел новый готический стиль, изящный и благородный, позже названный «перпендикулярным», – образцом его стал витраж Креси в Глостерском соборе, который до сих пор считается самым большим когда-либо существовавшим готическим витражом. С нормандского завоевания минуло триста лет, и Англия наконец вернула себе суверенитет.

Черная смерть радикально изменила трудовые отношения хозяина и работника. Протащить закон, запрещающий ремесленникам переезжать с места на место и повышать расценки на свои услуги, не удалось. Собственники принялись огораживать свои земли и выращивать зерно на продажу. Натуральное хозяйство постепенно превращалось в денежное. Производительность труда и уровень жизни росли, а земельная рента понижалась. Шерсть стала для экономики позднесредневековой Европы тем же, чем в XX в. стала нефть для стран Аравийского полуострова. Золотая овечка украсила шерстяной рынок Лондона (позже – фондовую биржу), а лорд-канцлер в парламенте восседал на мешке с шерстью. Английские корабли торговали с Фландрией и Ганзейской лигой. Северное море стало новым Средиземным.

Англия, оправившаяся от эпидемии Черной смерти, прекрасно описана в эпической поэме Чосера «Кентерберийские рассказы» (созданной примерно в 1387 г.). Вряд ли можно представить себе нечто – по содержанию и настроению – настолько непохожее на «Ад» Данте, созданный полувеком раньше. Мифология ада и рая, мрачные фантазии, обличающие полную предрассудков церковь, не увлекали Чосера. Его героями стали обычные мужчины и женщины – практичные, циничные, смешливые и любопытные, которые, кроме всего прочего, не выказывали пиетета перед церковью или государством. Паломники Чосера стали предвестниками английского Ренессанса, а может, и английской Реформации.

Война с Францией настроила Англию против авиньонских пап, которых они считали марионетками своих врагов. Верность христианской вере – одно, но Римской/Авиньонской церкви – совсем другое. Традиции богослужений тоже изменились. В XIV в. центр церковной службы сместился от алтаря и мессы, читаемой на латыни за алтарной преградой[12]. Прихожан встречали просторные нефы, освещенные вертикальными окнами, а странствующие проповедники с кафедры растолковывали им библейскую мудрость на английском языке.

Главным среди них был оксфордский теолог из Йоркшира Джон Уиклиф (1320–1384), который в 1370-х гг. обрушился на церковь с критикой. Он осуждал изнеженность и распущенность священников. Он отрицал иконы, монашество, таинство преосуществления и почитание святых. В текстах, написанных на латыни и на английском, он агитировал за разрушение церковной иерархии и замену прелатов на «бедных проповедников». Когда Уиклиф и его последователи принялись за перевод Нового завета на английский язык, проповедникам, которых называли лоллардами, было приказано «выбирать такие меткие выражения из Святого Писания… чтобы отделить свою веру и учение от постулатов святой церкви».

Об Уиклифе как о предшественнике английской Реформации сказано немало. Но сам он всегда был католиком и считал себя критиком церкви, а не вероотступником. На пике своей популярности он пользовался поддержкой доброй половины жителей Англии, хотя практически все его последователи жили на юге и на востоке страны. Кроме того, у него были сторонники при дворе, в том числе такой влиятельный человек, как сын короля Джон Гонт.

Все надежды, что мир в Бретиньи остановит французскую войну, рухнули, когда стареющий Эдуард III отказался признать соглашение. В 1370-х гг. он послал своих сыновей Джона Гонта и Эдуарда Черного принца в очередную кампанию в Гасконь и Аквитанию, но на этот раз французы, которыми командовал Карл V, уклонялись от прямых столкновений. Они не мешали голодающим и ослабленным болезнями английским солдатам рыскать по пустошам Центральной Франции. Когда в 1376 г. умирающий Эдуард III собрал парламент, чтобы попросить еще денег, тот приостановил войну.

Преемник Эдуарда III Ричард II (1377–1399) был мало заинтересован в продолжении войны с Францией. В 1381 г. ему пришлось столкнуться с беспрецедентным кризисом: крестьяне взбунтовались против подушного налога, взысканного королем, недовольным скупостью парламента. Бунт вскоре подавили, но во Франции по той же причине стали вспыхивать похожие мятежи: количество рабочей силы из-за эпидемии Черной смерти сократилось, а выжившие работники, освобожденные законом спроса и предложения, поднимали расценки на свой труд. Чума коренным образом изменила структуру власти в Европе. Она вызвала быстрый упадок крепостного права (serfdom), как минимум на западе, на востоке же оно часто только укреплялось, что препятствовало трудовой миграции.

Франции мир нужен был позарез. В 1376 г. авиньонский папа Григорий XI решил, что его место в Риме, и заявил, что вернет папский престол на родину. Но вскоре он скончался, и права его преемника Урбана VI немедленно были оспорены. Духовенство, удобно устроившееся в Авиньоне, недолюбливало неаполитанца Урбана, и в 1378 г. авиньонские кардиналы избрали себе нового папу – француза Климента VII. Теперь пап было два. Христианский мир, уже поделенный на запад и восток, был расколот еще и так называемой Великой западной схизмой. Она продлилась с 1378 по 1417 г.