Я понял, что Пшеничный писал мне тайком, вслепую, не прерывая допроса. Впрочем, расшифровать можно было без труда: Мать говорит: ночью из комнаты Евгения выходила женщина. И приписка: Коли его!

Понятно, Базаров врет. Возможно, из благородных побуждений. Как, типа, истинный джентльмен и мужчина.

Я напомнил ему, что я частный сыщик и моя основная задача – ничем не навредить людям. Кроме преступника, разумеется. И добавил:

– Обещаю, сохраню все, что вы тут вчера творили, в тайне. Если только это не убийство. Поэтому прошу вас, скажите, кто еще, кроме Глеба, приходил к вам этой ночью. Фенечка?

– Фенечка? – вылупился на меня он. – Ну, нет. Как я могу так поступить с хозяином дома!

– Значит, его мать? Сорок первого года рождения?

Он кисло усмехнулся моему солдафонскому юмору.

– Вы обещаете, что не будете эту даму впутывать?

– Если она не убийца.

– У меня ночью здесь была Елена Сергеевна.

– Соседка?

– Да. Одинцова. Мы сговорились еще вечером, во время ужина. Потом ко мне явился этот Глеб со своей бумагой. Я не чаял, как его поскорее выставить, поэтому и согласился взять записку, лишь бы отделаться от него побыстрее. Ну, а после пришла она.

– И долго она пробыла у вас? Во сколько ушла?

– Если честно, не знаю когда. Заснул.

– Как-то не по-молодому. Не впечатлила?

– Давайте вы свои мужланские намеки оставите при себе.

– Почему? В контексте убийства той же ночью все важно. И сколько раз, и в каком помещении дело было, и спал ли, когда ушла.

– А что значит – в каком помещении?

– Ну, у вас тут и ванная есть. Да и погода хорошая, можно траву-мураву измять.

– Нет, ничего мы не мяли. А про Елену Сергеевну – да, приходила. В половине первого ночи, по-моему. Когда ушла – не знаю. Взяла ли записку – тоже не ведаю.

– Но раз вы заснули, значит, дверь за ней не заперли.

– Да, не запер. Но я и вообще никогда тут не запираюсь.

* * *

Что ж! Настала пора навестить Одинцову.

Я позвонил Аркадию и обратился к нему за помощью.

Мы встретились с молодым человеком на крыльце.

Прогулялись, и он указал мне на неприметную калитку в боковом заборе. Нажал на кнопку замка – тот щелкнул и отворился.

– А со стороны Одинцовой – такая же система? Можно войти безо всякого ключа?

– Там кодовый замок и простой код – две семерки. Все его знают.

Я ступил на участок «соломенной вдовы» Елены Сергеевны.

Дом здесь тоже стоял на пригорке. Решен он был совсем в ином стиле, чем у Кирсановых. У тех – барская усадьба. Тут – модерн и хай-тек: квадратные окна-иллюминаторы во весь первый этаж, угловатые базальтовые столбы навеса. А перед самым домом, на уровне чуть ниже, – огромный бассейн с изумрудной водой, в длину такой же, как дом. И пара шезлонгов у кромки воды, тоже в стиле хай-тек.

И на одном из них раскинулась роскошная женщина лет на вид тридцати пяти, в одних трусиках и темных очках. Она лениво листала глянцевый журнал. Тело ее свидетельствовало о тщательном, ни на день не прекращающемся и многомиллионном уходе: груди торчком, живот без примеси жира, бедра без капли целлюлита. Глядя на то, как я приближаюсь, она улыбнулась и выпятила грудь. Красавица явно хотела меня смутить – но я и не такое видывал.

– Вы кто? – спросила она, тем временем нашаривая верхнюю половину купальника и без тени стеснения, не спеша, надевая и застегивая ее.

Я представился.

– Зачем вы здесь?

– Можно это я вас кое о чем спрошу?

– Вопросы здесь задаю я, да? Школу милиции заканчивали, да?

– Где вы были вчера вечером?

– У соседей была. У Кирсановых. А что?

– Когда вернулись в дом?

– Часов в двенадцать. В начале первого.

– А какие отношения вас с ними связывают?

– Дружеские, соседские.

– А с Павлом Петровичем Кирсановым вы в интимной связи состояли?

– Ну, вы и спрашиваете! Я, между прочим, замужняя женщина. И по какому поводу допрос?

– Ваш любовник, Павел Петрович Кирсанов, мертв.

Мне была интересна ее реакция.

– Боже мой, – выдавила она, и я так и не понял, была ли весть о случившемся для нее внове. – Ф-фу, вы меня напугали. Садитесь, – она указала на соседний шезлонг. – Хотите что-нибудь выпить?

– Воды без газа, не холодной, безо льда.

Одинцова нажала на кнопку лежавшей рядом рации и повторила мое распоряжение в нее.

Через минуту к нам подбежала то ли тайка, то ли филиппинка со стаканом. Я взял его и протянул Елене Сергеевне.

– Зачем мне?

– Потому что разговор пойдет о неприятных для вас вещах. Вы, чего доброго, начнете врать – а ложь, как известно, сушит полость рта. Язык начинает скрестись о внутреннюю поверхность щек, сохнут губы.

– Лучше скажите, что случилось с Павлом.

– Пока не ясно. Как вы с ним вчера расстались?

– Как все. После ужина. Он пожелал всем спокойной ночи и пошел к себе.

– Давайте чуть подробнее. Итак, вы вчера у Кирсановых ужинали. Ужин закончился. И – что? Кто первый встал из-за стола? Кто за ним? Вспомните поподробнее.

– Первой вроде Фенечка ушла. Раньше всех. Еще часов в одиннадцать. Сослалась на ребенка. Ну, мы еще немного посидели – и отправились восвояси.

– Что, прямо все одновременно?

– Ну, нет. Первым вроде Евгений ушел… Потом, спустя какое-то время, Николай Петрович…

– А слуги?

– Они все рядом крутились… Подавали, убирали… Хотя нет – потом Глеб ушел, Нина одна осталась. А вы что, меня в чем-то подозреваете?

– А Павел Петрович сидел до последнего?

– Ну да, он один из последних ушел.

– Может, он вас дожидался?

– С чего бы?

– Так ведь вы же с ним в интимной связи состояли.

– Вот давайте не будем про мои интимные связи! И очень даже глупо с вашей стороны, да и с его, предполагать, что между нами вчера что-то могло быть.

– А может, Кирсанов вас не для этого вчера выпасал…

– А для чего?

– А для того, чтобы понять, куда вы после ужина пойдете.

– Глупости вы несете!

– А! Покраснели! Конечно, Павла Петровича заело ретивое. Как же это вы вдруг – раз, и в постели его главного недруга окажетесь!