– Какое?

– Стань моей женой.

Меня словно бьют по голове. Такой шок!

Смотрю на лицо Вадима. Не шутит ли?

Не шутит. Предельно серьёзен. Глаза горят.

Кажется, я всегда опасалась в нём именно этого – запретных чувств ко мне.

– Подумай. У тебя есть время.

– Сколько?

– Две недели, – отвечает без промедления. – По предварительной оценке врачей, до конца этой недели тебе придётся остаться в больнице, потом тебя выпишут. И ещё через неделю мы с Ваней переезжаем. У тебя будет достаточно времени, чтобы решить – хочешь ли ты семью или нет. Но учти… если откажешься, я не позволю тебе видеться с сыном. Никогда.

Выходит.

Ставит меня перед чудовищным выбором.

– Можешь не упаковывать эти игрушки. Я куплю Ване новые.

Голос Вадима слышится позади меня. Я не ожидала, что он появится посреди дня и испытываю неловкость от того, что он здесь. Ещё так рано!

Отчим наклоняется и тягуче целует меня в волосы, обжигая горячим дыханием, полным желания.

Я приняла его предложение. Откровенно говоря, ради того, чтобы иметь возможность воспитывать сына, быть с ним, я бы согласилась выйти замуж даже за самого чёрта…

Я и не представляла раньше, что можно любить так безусловно, как матери любят своих детей, не требуя ничего взамен и будучи готовой на любые жертвы.

Ради сына мне пришлось переступить через себя и ввязаться в отношения с мужчиной, которого я боюсь до дрожи, и не представляю, как лягу с ним в постель.

Я приняла предложение Вадима, но попросила у него времени привыкнуть к новому статусу в роли его женщины, а не падчерицы…

В семье Вадима из-за этого произошёл сильный скандал. Пожилые родители были в шоке и самое ласковое, что я услышала, было слово «ушлая прошмандовка».

Однако Вадим, хоть и берёг чувства своих родителей, ухаживал за ними, но жизненный путь всегда выбирал сам, потому не стал слушать их советов.

Он заверил меня, что в большой, многомиллионной столице нам будет проще: никто не знает о нашей истории и не посмотрит с осуждением на нашу пару, с большой разницей в возрасте, с прошлыми семейными отношениями.

Обсуждение со стороны посторонних – это меньшее, что волновало меня. Гораздо тяжелее было представить, что я смогу допустить интим с нелюбимым человеком.

Я интересуюсь у Вадима, как прошёл его день, а сама смотрю лишь на паровозики, деревянные пирамидки и разные пищалки-грызунки, перекладывая их с места на место.

– Оставь, – повторяет Вадим. – Мы не будем тащить в новый город старый груз…

В его словах слышится глубокий намёк.

Я не глупа и понимаю, что Вадим хочет сказать по-настоящему. Он намекает, чтобы мы оставили прошлое здесь, в этом городе, и шагнули вперёд, как ни в чём не бывало.

Чтобы отвлечься от непростого разговора, я беру в руки пульт от телевизора и бездумно щёлкаю по каналам, останавливая свой выбор на старом фильме, который любила моя мама «Москва слезам не верит».

Некоторое время я и Вадим просто смотрим на экран, но потом местный телеканал прерывается на рекламу, и в поток роликов о полезных йогуртах и средств от насморка, втискивается краткая сводка информбюро от полиции.

Меня прошибает насквозь сразу же, стоит только взглянуть на экран.

Там я вижу лицо Рината.

Оно какое-то неправильное, застывшее. Я не слышу голос диктора, но вчитываюсь строки: «Всех, кто что-либо знает о личности погибшего, просьба сообщить в дежурный отдел…»

Пульт падает на пол из моих онемевших пальцев.

Вадим подбирает его и мгновенно переключает телевизор на европейский музыкальный канал.

– Это же… Ринат, – говорю едва слышно и поворачиваюсь в сторону Вадима. – Ты знал?

Я требовательно смотрю в его лицо. Отчим внезапно сильно увлекается игрушками и делает вид, что не заметил моего вопроса.

Повторяю.

– Да, я знал! – соглашается со вздохом. – Первый раз наткнулся случайно на сводку неделю назад. Но не хотел говорить тебе.

Неделю назад?

– То есть Ринат мёртв уже целую неделю, а я узнала об этом только сегодня?! Почему ты мне ничего не сказал?

– Кажется, мы договорились! – Вадим швыряет игрушки в корзину. – Прошлое остаётся в прошлом. Мы идём вперёд. Вместе! Ринат – это твоё прошлое. Нужно забыть о нём.

– Он мёртв? Может быть, это не он?

Я вскакиваю на ноги.

– Куда собралась? – с металлом в голосе интересуется Вадим.

– Я должна уточнить. Может быть, это не Ринат.

– Снова хочешь на опознание? Так понравилось разглядывать трупы, что скучаешь по мертвецам и запаху морга? – ядовито уточняет отчим.

Он в два счёта настигает меня и толкает к стене, сжав за плечо рукой.

– Ты никуда не поедешь.

– Но я должна!

– Его уже похоронили. Сегодня. Я узнавал.

– Но сводка по телевизору…

– Просто не успели снять объявление. Вот и всё.

Мне не особо верится в слова Вадима. Как-то всё слишком складно. Тогда он выдыхает и достаёт телефон, находя в списке вызовов номер, указанный в инфо-сводке.

Неужели Вадим действительно всё проверил?

– Я всё узнал. Но можешь уточнить сама, если не веришь, – почти насильно всовывает в руки телефон.

Вадим сверлит меня взглядом насквозь. Ждёт, что я поверю на слово?

Но внутри меня теплится безумная надежда, что Ринат ещё жив.

Я не хочу испытывать к нему ничего, но чувства не вырвать из сердца за один-два месяца. Всегда останутся шрамы.

После непродолжительного разговора с оператором я понимаю, что Вадим не солгал мне.

Неужели это всё?

– Даже у кошки всего девять жизней, Бакаев слишком долго ходил по грани. Если он хотел выжить, ему не стоило возвращаться.

Вадим разрушает тишину словами и занимает место на полу возле груды игрушек, задумчиво разглядывая их. Потом выходит из комнаты и возвращается с несколькими картонными коробками.

– Давай соберём игрушки, Варя. Завтра с утра посетим детский дом и порадуем бедных сирот…

Слушаю слова Вадима. Но едва ли понимаю их смысл.

Мой муж, мой первый и любимый, мой единственный мужчина погиб…

– Варя! – окликает строго. – Помоги мне. Сейчас же. Ты меня слышишь, Варя? Варя!

– Слышу, – шевелю омертвевшими губами. – Я… Сейчас вернусь. Мне нужно проведать Ваню.