– Это… Это… – промямлил Гебхард Унгерат. –Это неприлично… Это непорядочно… Это измена… Это…

– Об измене советую не говорить, ваша милостьУнгерат, – спокойно прервал хозяин Йичины. – А то как-то гадко звучитэто слово из уст ваших. А непорядочность вы где именно видите? Тут все честно ипо Божьему распоряжению. Обмен должен был быть? Есть обмен. Согласно уговору:чехи вам отдали ваших, вы чехам отдали их. Говоря покупечески, чтоб вы лучшепоняли: вышли на нулевой баланс. Но сейчас я вам выставляю счет. Совсем новый.Теперь, милостивый сударь пан Унгерат, ваш родитель будет договариваться сомной о выкупе. За вас и брата. А пока договоримся, оба в Йичинской башнепосидите. А с вами и остальные господа. Все, сколько вас здесь есть.

Ян Хелм рассмеялся, Сильвестр из Кралиц ему вторил,постукивая панцирной ладонью по бедру. Ян из Краваж только улыбнулся.

– Дураком буду, господа силезцы, если за вас всехскопом две тысячи гривен не выжму. Прав был Прокоп, прав был и ты, Горн, чтомне переход на сторону Чаши окупится! Что Бог меня вознаградит. Верно, ужеполучаю награду!

– Вельможный пан Ян, – заговорил вдругРейневан. – Имею просьбу к вам. Прошу за двух этих рыцарей. Чтобы вы далиим свободу.

Магнат долго смотрел на него.

– Горн, – наконец сказал он, не отрываявзгляда. – Это и есть тот твой шпион?

– Он.

– Смел. Действительно стоит того, чтобы ему этасмелость сошла с рук?

– Стоит.

– Должен ли я, – фыркнул Ян из Краваж, –верить на слово?

– Если желаете, – Рейневан не опустил глаз, –можете оценить по фактам.

– И каких же? – насмешливо надул губы хозяинЙичина. – Сгораю от любопытства.

– Год Господен 1425, тринадцатое сентября, Силезия,цистерианская грангия[56] в Дембовце. Совет в овине. Напротив вас,пан Ян, сидел Готфрид Роденберг, крестоносец, войт[57] из Липы.Слева от вас – пан Пута из Частоловиц, клодзский староста. Справа – рыцарь соленьим рогом на лентнере, похожим на герб Биберштайнов, только тинктурыдругие.

– Пан Тас из Прусиновиц, – кивнул головой Ян изКраваж. – Ты хорошо запомнил. Почему же я тебя не помню?

– Я не был там с вами. Я был над вами. На чердаке.Откуда все видел и слышал. Каждое сказанное там слово.

Магнат молчал, покручивая черный ус.

– Ты прав, – сказал он наконец. – Истинно,можно оценить тебя по фактам. Я оценил и нахожу тебя недурным. Проворный тысорвиголова, и должно быть имеет Табор выгоду из такой шельмы. Но моя выгода,господин шпион, тоже не шутка. От силезцев, за которых ты просишь, я имел быкакую-то пользу. Если отпущу их, пользы не будет. А отсутствие пользы – этоубытки. Кто мне их покроет?

– Бог, – небрежно вставил Урбан Горн. –Которого временно замещает Прокоп, не зря прозванный Великим, directoroperationum Thaboritarum. Не будете в убытке, пан Ян, гарантирую вам.

– Твоя гарантия – речь ценная, – улыбнулся Ян изКраваж. – И в цене растущая. К тому же этот Рейневан мне приглянулся. Счердака нас тогда подглядывал и подслушивал, черти б меня взяли, в такойблизости, что епископу Конраду мог сверху на тонзуру наплевать! А легату Орсиниза ворот написать. Ох и хват, хоть и шпик. Так и быть, буду милосердным. Этихдвоих отпускаю, пан Хелм. Остальных под стражу! И готовьтесь в дорогу,немедленно двигаемся в Йичин!

Пленников отвели. Гебхард Унгерат вопил и матерился,Гильберт плакал, лил слезы, не стыдясь. Пашко Рымбаба оглянулся.

– Рейнмар! – позвал он жалобно. – А я? Спасии меня!

– Нет, Пашко.

– Но почему?

– Запрещено.

Рейневан вернулся к освобожденным, за которых он заступился:Эбервину фон Кранцу и похожему на херувимчика рыцарю. Кранц хмуро смотрел нанего.

– Я знаю, – сказал он хрипло, – за что мне оттебя такая милость, Беляу. Рымбаба мне сказал. Давай не будем затягивать этужалостную сцену. Хочешь знать, почему ты попался во Вроцлаве? Случайно. А ещеиз-за длинного языка Вилкоша Линденау. Он тебе был благодарен. Славил твоюдоброту и благородство. Слишком много, слишком часто, слишком громко. Я могуидти?

«Стало быть, это не Ахиллес, не Аллердингс, – Рейневанвздохнул от облегчения. – И не Фелициан. Не все еще пропало. Фелицианпопрежнему ищет Ютту… А может уже нашел?»

– Кхекхе…

Он поднял голову. Эбервин уже пошел, а перед ним стоялрыцарёнок с волосами, закрученными в золотые кудряшки.

– А я, милостивый сударь, – сказал он с легкойдрожью в голосе, – совсем не соображу, почему вы меня освободили. Не знаюни имени вашего, ни герба. Но вы гусит. Поэтому знайте, что мне католическаявера и честь рыцарская не позволяют иметь никаких близких отношений с еретиком.Но знайте и то, что за свободу я вам обязан. Долг отплачу, клянусь перед Богом.

– Гуситу клянешься?

– Бог мне укажет, как выполнить клятву, чтобы без грехабыло и без осквернения веры.

– Бог, – Рейневан посмотрел ему в глаза, –клятву твою услышал. А как ее выполнить, могу тебе сразу же и сказать. Тостподнимешь.

– Что?

– Поднимешь тост и выпьешь за здоровье дамы моегосердца. Панны… Николетты Светловолосой. Но не иначе, как на твоей собственнойсвадьбе, пан Вольфрам Панневиц. На свадьбе с панной Катариной Биберштайн. Тогдаи только тогда я признаю клятву выполненной. А тебя – человеком чести.

Вольфрам Панневиц побледнел и сжал губы. Потом сильнопокраснел.

– Я уже знаю, кто вы. – Он сглотнул слюну. –Да и слышал предостаточно. Быстрые вы, как погляжу, девушку с дитем мнесватать… С чего бы это, а? Может, этот ребенок…

– Не будь дураком, Панневиц, – тихо прервал егоРейневан. – Езжай в Штольц. Посмотри на мальчонка. А потом в зеркало.Болтать с тобой об этом больше не собираюсь.

– Бог слышал, – добавил он громче, чтобы всеслышали. – Бог слышал, что ты поклялся.

– Рейневан, – нетерпеливо позвал УрбанГорн. – Поехали уже. Не затягивай эту жалостливую сцену.

в которой Рейневан теряет часть уха и большинство заблуждений.