Деревня спала, на дороге тоже не было машин. Сергей перевел взгляд с ближайшего фонаря на Ленку и тут заметил ребенка. Его глаза расширились от удивления.

— Малец, ты? Живой!

— Не очень-то, — почесал нос Костик.

— Как же так? Боже мой! Малец! — Сергей вскочил со своего места и принялся обнимать Костика, осматривая, нет ли на его призрачном теле ран или травм. Даже поцеловал его в щеку от радости, когда ничего не обнаружил. Но потом, видимо, почувствовал или понял, что происходит что-то не то.

— Так ты все-таки умер… — Рыжиков сел на землю возле Костика, уронил голову на руки. — Прости меня…

— За что, дядя? — Костик растерянно погладил его по плечу.

— Так это ведь я тебя… я…

— Да нет, там собака залаяла, — Костик показал на обочину, — большая такая, рыжая. Она рявкнула, я испугался, рванул через дорогу, мать за мной. Вот вы нас и сбили. Так что это все я.

— Нет-нет! Это я, я виноват! Гнал через поселок, хотя видел, что знак висит: не больше сорока километров в час. А я даже не шестьдесят, я под девяносто гнал! И не успел вовремя затормозить. Если бы я по правилам ехал, ты бы живой остался! Ты и мама твоя. — По щекам у Рыжикова потекли слезы. — Мне так жаль, малец, прости меня. Мне так жаль!

Рыжиков встал перед мальчиком на колени, взял его за руки и разрыдался. Ленка отошла в тень старого тополя, чтобы не мешать их разговору. Но конечно, она все слышала. Поперек горла застрял ком.

— Не плачьте, дяденька. — Костик погладил Рыжикова по голове. — Я на вас не сержусь. Может, и хорошо, что так вышло. Мамке моей совсем уже плохо было. Она перед этим три дня уже ничего не ела. У нас отец элементы не присылал. Мамка злилась, выпивала много. Болела. Я видел, как ей плохо, а только что я сделаю? Меня соседи иногда пирогами угощали, я ей таскал. А она продаст пирожки у дороги — и снова бутылку купит. А сама не ест ничего. Ей теперь, наверное, хорошо стало. Не больно. И кушать теперь не надо, и пить. Не плачь, дяденька.

Рыжиков обхватил Костика, уткнулся головой ему в худую грудь. Костик как мог, обнял его.

— Тебя как зовут, дядя? Сережа? Ты не плачь. Это правда не из-за меня? Правда? Если я не виноват, может, мамка и не заругает, простит. — Костик смотрел куда-то вверх и в сторону, словно там было что-то невидимое другим.

Рыжиков полез в карман куртки, достал конфету, протянул Костику.

— Смотри, что у меня есть. Хочешь? Я племяннику вез…

Костя улыбнулся, взял угощение, развернул фантик, лизнул, зажмурился.

— Вкусная! — Открыл глаза, и лицо его прояснилось, он заулыбался и снова посмотрел вверх и в сторону. — Мама! — радостно закричал Костя. — Там мама, смотри! — Он показал рукой направление. — Мама не злится, она машет мне! Представляешь? Мама! Я иду!

Его образ стал таять, и меньше чем через минуту Сергей Рыжиков остался у тополя на ночной дороге один. Он все еще смотрел туда, куда указывал ему Костик.

— Спасибо, — сказал он очень тихо. Но Ленка услышала его и поняла, что это адресовано ей.

— Спасибо большое, — повторил призрак Рыжикова и исчез.

Ленка не сомневалась, что он тоже отправился на тот свет. Упокоился.

История 8.  Предназначение

Володя все-таки уговорил Ленку съездить с ним в город, в кафе. После истории с мальчишкой, погибшим на дороге, они внезапно сблизились — без слов, без объятий, без поцелуев, просто как будто соприкоснулись душами.

Голубая «Лада» летела по трассе легко, словно ее двигателю придавало силы что-то еще, неосязаемое, невидимое.

Ленка ехала на пассажирском сиденье и наблюдала, как уверенно и легко Володя рулит, как смотрит на дорогу, словно в светлое будущее, и ей было спокойно, будто она под защитой. Будто этот мужчина, еще не успевший ничего ей пообещать, уже стал ее крепостью и опорой.

— А ты никогда не думала, почему у тебя этот дар — видеть мертвых? — нарушил тишину Володя.

— Так от прабабки. Та тоже была со странностями. — Ленка отвела взгляд от Володи и тоже стала смотреть на дорогу.

— Да я не об этом. Я имею в виду, в чем смысл?

— А почему ты спрашиваешь? — Она с удивлением уставилась на него снова.

— После того как ты помогла Костику и Рыжикову уйти в мир иной, я много думал. Мне вообще нелегко было принять, что все это реальность. Ты знаешь, я человек не суеверный и до встречи с тобой относился к понятиям «черти» и «призраки» исключительно как к детским сказкам. Но теперь…

— Теперь ты знаешь, что сказки эти совсем не детские, — грустно улыбнулась Ленка.

— Да… Но я не об этом. Я все думаю, что должен быть какой-то смысл в том, что ты, обычный живой человек, можешь видеть мертвых и разговаривать с ними. Ну, предназначение, если хочешь. — Володя на мгновение посмотрел на Ленку, и у нее по спине пробежали мурашки.

— Володь, не мудри. У тебя есть руки, и у меня есть руки. Ты можешь поднять меня на руки, а я тебя не могу. Это потому что мы разные. Тут то же самое. У тебя есть глаза, и у меня есть глаза. Я могу видеть мертвых, а ты не можешь. Вот и все. Какое такое «предназначение»?

— Ты не права. Я объясню… Вот я — следователь, законник до мозга костей. Я такой с детства, понимаешь? Справедливость у меня в крови. Я во всех разборках с малолетства участвовал, в девять лет одноклассника своего за шкирку к участковому приволок за то, что он у девчонки мороженое отобрал. Мне потом долго пальцем у виска крутили и чокнутым называли. А я не могу по-другому. Мое предназначение — делать мир справедливым, насколько это возможно. Наказывать преступников и отпускать невиновных… Я думаю о том, что, может быть, ты видишь мертвецов не случайно, а потому, что должен существовать на земле человек, который будет им помогать. Ведь если бы ты не нашла Костика…

Сердце у Ленки дрогнуло. Слова Володи зацепили ее. Она никогда не пыталась так глубоко осмыслить то, что с ней происходило. С детства считала себя какой-то «не такой», прокаженной, бракованной. Ну кому нужны эти мертвяки? Какая в них польза? А оказывается, надо было посмотреть с другой стороны. Не в них искать пользу, а в себе —