и воды. Можно пожевать палочку, расщепить ее и сделать зубную щетку…

Он все время касается моей руки. Иногда сердце готово сбежать с первым встречным, прихватив лишь краюшку в узелке.

Дома Генри играет в видеоигры. Повторяю акронимы на случай всемирной катастрофы, которые распечатала сегодня утром:

НОМА = Не Оставайся в Машине

НВН = Не Верь Никому

СНС = Страх, Неопределенность и Сомнения

ЛПЧН = Лучше Перебдеть, Чем Недобдеть

ЗАБНЕД = Закон Больше Не Действует

КСПС = Каждый Сам По Себе

ДБН = Дома Больше Нет

* * *

При следующей встрече рассказываю ему, сколько времени нужно, чтобы обнести город дамбой. Наш мэр уже консультировался с нидерландцами. В Нидерландах есть прибрежные деревни, где везде слышно, как волны разбиваются о берег, чайки кружат и пахнет соленой водой, а моря за стеной не видно.

Он харизматичный и привык, что женщины на него клюют. Как-то раз он показывает мне фотографию бывшей жены – она фоторепортер, красивая до невозможности. Француженка. А он французский канадец. Они вместе ездили по горячим точкам. Я спросила, встречается ли он только с красивыми женщинами. Он деликатно замолчал, задумался. Похоже, да, ответил он. А у бывшей жены один глаз, она носит повязку, спросила я?[14] Нет, не носит, ответил он.

Когда он уходит, Трейси говорит, что я дура, что не пытаюсь с ним замутить. «Так и просидишь всю жизнь дома замужем», – говорит она. «Я и сижу всю жизнь дома замужем», – напоминаю я. «Вот и я о том же», – говорит она.

* * *

Я просто… я просто представляю, как ты меня разлюбишь, и это просто невыносимо, говорю я парню, который улыбнулся мне в вагоне метро. Говорю ему это телепатически. Уверена, он меня слышит. Он сидит и играет в игру на телефоне, а на меня больше не смотрит.

Если французский канадец сбежит с Трейси, я не обижусь. Таков закон жизни. Ассортативное спаривание. Под поезд бросаться я точно не стану. Ни за что. Лучше всем вместе врезаться в дерево; я могла бы стать третьей пассажиркой в их машине. Пусть выживут и уйдут в закат, взявшись за руки, но меня они никогда не забудут.

* * *

Что мне нравится в Уилле, так это то, что он весь вечер готов слушать, как я рассказываю про дзадзен. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось. Мне иногда любопытно, что он делает в наших краях. «Я тут проездом», – говорит он. Ну да, конечно, слышали мы эту песенку, плавали, знаем.

У меня не сразу складывается картинка, чем он по жизни занимается. Судя по всему, сначала он едет в какое-то ужасное место, где его чуть не убивают, потом уезжает и просто бродит там, где нет войны, пока не почувствует в себе силы снова вернуться на войну.

Он рассказывает, что раньше ходил в долгие пешие походы. Однажды прошел по следам одного первооткрывателя восемнадцатого века. Шел теми же тропами и останавливался в тех же населенных пунктах. Вместо путеводителя ориентировался на его дневники. И в пути написал свою книгу. Точнее, что-то вроде черновика первой книги. Путешествие продлилось восемь месяцев. Лишь несколько отрезков пути он преодолел не пешком: однажды в сильный дождь сел в остановившуюся попутку и поразился, как отвык от скорости; скорость казалась насилием над организмом. Мысли путались, нарушилось спокойствие ума. Он вцепился в дверцу и в панике ждал, когда можно будет выйти.

«Как вам идется?» – спрашивали нас в молодежной молитвенной группе. Они имели в виду – рядом с Иисусом.

* * *

Спрашиваю Уилла: наша страна больше похожа на мирную или на страну во время войны? Вообще-то, я шучу, но он отвечает серьезно.

Атмосфера сейчас как накануне войны, говорит он. Это сложно объяснить, можно только почувствовать, если знаешь, о чем речь. Даже если все кругом убеждают друг друга, что все будет хорошо, это чувствуется. Причем скорее физически, чем на более тонком уровне.

Щетина дыбом встает, как у собаки? Да, именно так, кивает он.

Он рассказывает, что в походах детей обучают так называемой «минимизации потерь». Чтобы выжить, надо думать в первую очередь о группе. Если заботиться о потребностях окружающих, у человека появляется цель, а цель придает сил в чрезвычайной ситуации. По детям никогда не скажешь, кто из них окажется сильнее, а кто слабее. Но, как правило, богатые дети из пригородов самые слабенькие. Потому что в их среде нет хищников.

* * *

Не знаю, как Бен справлялся с мышами один. Мне приходится звонить ему и спрашивать, как отмыть следы мышиных какашек с полочки для специй и с полки под ней. Я уже час стою в желтых резиновых перчатках с бутылкой дезинфицирующего средства и мокрыми бумажными полотенцами и перевела уже столько бумаги, что свела на нет все хорошее, что сделала для экологии планеты до сегодняшнего дня. Мне же потом придется поставить специи на место – значит ли это, что нужно мыть каждую баночку, каждую по отдельности? «Я мыл, – ласково отвечает Бен, – но ты можешь не мыть, необязательно, главное – выброси какашки». Он смеется, когда я рассказываю, что оттираю следы уже целый час, и говорит: «Все в жизни когда-то бывает в первый раз».

Кажется, я по нему скучаю. По теплу его тела, когда он лежит рядом в кровати. По милым шуткам и маленьким проявлениям доброты. С Беном я уверена, что он будет относиться ко мне по-доброму всегда, даже если я этого не заслужила.

Странно, женатые всегда хотят снова оказаться в ситуации, когда они еще не знают друг друга так близко, а те, кто еще друг друга не знает, больше всего мечтают пожениться, лежать в постели и читать каждый свою книжку.

* * *

Я продолжаю получать почту Сильвии. Что только людям в голову не придет. Не нужно пытаться изменить солнце или океан, пишут они; достаточно изменить человека.

Чем меньше у человека рост, тем дольше он проживет, пишет один ученый. Кроме того, на людей небольшого роста тратится меньше ткани, меньше резины для обуви, и они помещаются в любой самолет.

Вопрос: Как можно сделать человеческий организм более эффективным с помощью биотехнологий?