Кажется, еще несколько часов назад он был уверен, чтовывести его из себя невозможно.

— …спасибо, что приехали, Дмитрий Юрьевич, — говорила Алинанегромко. Даже голос у нее изменился, стал грудным и глубоким. Этот новый голоскак бы говорил Потапову: “Мы с тобой одной крови”. — К ней пока не пускают,хотя капитан и собирался ее допрашивать. Она без сознания.

Охранник топтался рядом, и Никоненко заставил себя вернутьсяот высоких материй к тому, зачем он сюда приехал.

Ему непременно нужно узнать, тот самый это охранник или ужедругой. И еще — разговаривал ли он уже с ребятами из ФСБ.

Из ординаторской вышел давешний врач и замер в дверях,увидев Алину и Потапова.

Ну что? Скушал, дорогой доктор Айболит? Или все еще мечтаешьотвести ее в сосисочную на той стороне Садового кольца, а потом в своюсовмещенную хрущевку?

— …мы уже уезжаем, Дмитрий Юрьевич, мы за ночь устали очень.Вот моя визитная карточка, там есть все телефоны, если что, можете звонить влюбое время.

— Может, вас отвезти? Я сейчас отправлю водителя.

— Нет-нет, спасибо, я на машине.

— Одну минуту, я еще поговорю с врачом, — неожиданно сказалПотапов капитану Никоненко, — подождете?

— Подожду, — пробормотал капитан, — конечно.

Ему очень хотелось послушать, как министр станетразговаривать с врачом, который так старательно и удачно заштопал егоодноклассницу, но присутствие охранника к подслушиванию не располагало.

Впрочем, с охранником первым делом надо было бы поговорить…

— С шефом был не я, — сказал тот, не глядя на Никоненко, какбудто и не ему, — ты это хотел узнать? Был Сашка Монахов.

— А с Сашкой как поговорить?

Охранник скосил на капитана глаза и сказал невесело:

— Чтобы с ним поговорить, нужно очередь занять. Он теперьмесяца три разговаривать будет без остановки. Объяснения объяснять.

— В первый раз у вас такая история?

— Ну конечно, в первый! Да он не собирался туда ехать,шеф-то! Никто и не готовился! И Сашка не бог-отец и не бог-сын! Что он там мог,в темноте и без подготовки?! А теперь одними объяснительными замордуют!..

— А шеф что? — тихо спросил Никоненко. — Трусит?

— Да кто его знает, — все так же не глядя на него, ответилохранник, — струсишь, когда в тебя ни с того ни с сего стрельнут!

— А может, он знает, с чего, шеф-то ваш?

— Наш шеф, — сказал охранник внушительно, — только иговорил, что охрана ему ни за каким чертом! Он вообще терпеть не может сохраной ездить. Он считает, что охранять нужно только кинозвезд и бизнесменов.

Демократичный наш, подумал Никоненко про Потапова.Демократичный и доступный для простых людей, как дедушка Ленин. Вон как сврачом разговаривает! Того гляди, по щечке потреплет!..

Потапов врача трепать не стал, но руку ему пожал.

— Пойдемте в машину, — предложил он Никоненко издалека, — вмашине уютней разговаривать, чем здесь.

— Куда вас отвезти? — спросил Потапов, когда они сели в“Мерседес”.

— Никуда, — сказал Никоненко, стараясь быть любезным, — семьскоро, а мне к восьми на работу.

Потапов покосился на него.

— И домой вы даже на час не заедете?

— Мне до дома как раз час ехать, — пояснил Никоненко.

— Понятно, — сказал министр. — Что вы хотите спросить?

Никоненко достал блокнот и написал цифру 1.

— Кто и когда сказал вам о встрече выпускников?

— Я не знаю, кто именно, но кто-то позвонил из школы, ипомощник мне передал, что планируется встреча. Я не знал, ехать мне или нет, ирешил поехать только вчера, когда ушел с работы.

— Почему?

— Сам не знаю. Я работаю обычно часов до девяти, а сегодня…вчера то есть… ушел около семи. У меня почему-то кончились дела, — Потаповулыбнулся. — И я решил поехать. Все-таки пятнадцать лет прошло…

— А у кого можно уточнить, кто именно звонил из школы?

— У помощника. Его зовут Анатолий Николаевич, и он каждыйдень на месте.

— Вы приехали точно к семи?

— Я не смотрел на часы, но приехал, когда еще ничего неначалось. На крыльце целая толпа стояла, никто еще не заходил внутрь. Ввестибюле была Тамара с папкой. Моя одноклассница Тамара. Знаете, я когда ееувидел, пожалел, что приперся. Вы с ней уже разговаривали, с Тамарой Бориной?

— Она не Борина, а Селезнева, — поправил Никоненко, —разговаривал.

— Потом началась какая-то суета, потом меня отволокли в президиум,— он так и сказал “отволокли”, — я сидел, как дурак, в президиуме и все жалел,что приехал, потом мне на глаза Маруся попалась, она сидела где-то в середине иочень вертелась.

— Вертелась? — переспросил Никоненко удивленно.

— Ну, знаете, как будто высматривала кого-то — вертелась.Вовку Сидорина увидел, это наш бывший комсорг. Он, по-моему, Дину караулил. Унас в классе была такая Дина Больц. В нее все были влюблены.

— Вы с ней разговаривали?

— Разговаривал, — сказал Потапов почему-то неохотно, — онако мне подошла после торжественной части вместе с Вовкой. Вовка постоял-постояли отошел, а мы с Диной… разговаривали.

“Митька, ты так изменился! Стал такой… солидный. А помнишь,как ты меня около музея ждал, а я опоздала ужасно и вообще вела себяпо-свински?”

Она была все такая же — красивая, изящно вылепленная, какбудто бронзовая, яркая, на тоненьких сексуальных каблучках. Сидорин смотрел нанее больными глазами, и Потапов тогда подумал — бедный Сидорин.

— Еще я разговаривал с Женей Первушиным и с Димой Лазаренко.Сначала Лазаренко подошел, а потом Женя. Лазаренко меня на свою выставкуприглашал, и я даже обещал, что приеду.

— А ящик с записками вы видели?

— Ящик видел, — сказал Потапов, и скулы у него покраснели, —а что?

Никоненко вдруг понял, что Потапов ему нравится. Оннеожиданно оказался, как бы это выразиться… своим.

Анискин Федор Иванович сразу перестал прятаться. В случаечего его можно было звать на помощь.

— Вы не знаете, почему записки так и не раздали?

Потапов посмотрел в тонированное стекло “Мерседеса”, аНиконенко — в крепкий водительский затылок.

Что-то не то было с этим ящиком. Не зря Потапов смотрел встекло.