Ноги, в отличие от волос, у нее были бесконечной длины,обтянутые черными джинсами. Стильные ботинки на толстой подошве терялись где-товдали, под кушеткой. Имелась даже грудь под черной же водолазкой, рельефная инесколько вызывающая. И короткая кожаная курточка, небрежно наброшенная нахудые плечи.

Никоненко был уверен, что ее визитка — тоже черного цвета, аимя написано непременно золотом. Он потянулся и вытащил карточку из еестиснутого кулачка.

Визитка была светло-серая, почти белая, приятно шершавая наощупь. Буквы черные, выпуклые, державшиеся со скромным достоинством. “АлинаАркадьевна Латынина, генеральный директор”. В углу неброский логотип в стиле“техно”.

Ошибся.

Не угадал.

И на старуху бывает проруха. На всякого мудреца довольнопростоты. Не имей сто рублей, а имей… Нет, это здесь ни при чем.

Просто он начал засыпать.

— Значит, так. Если мальчик сегодня поговорить со мной неможет, хотя чем раньше, тем лучше, конечно…

— Мальчика зовут Федор, — перебила она, как будто выталкиваяиз себя слова, но Никоненко не хотелось идти на уступки.

— …тогда мы поговорим завтра. Хотя завтра ваша подруга можетумереть, и с мальчиком будут сложности….

Все-таки она на него бросилась, а он был уверен, что у неекишка тонка. Как правило, именно такие, о-очень крутые на вид, на делеоказываются всмятку, или, на худой конец, “в мешочек”.

— Не смей так говорить со мной, ты, придурок, твою мать! Тыдумаешь, что, если ты из ментуры, тебе все можно, да?! — Она брыкалась иизвивалась, норовя его лягнуть или хотя бы задеть, но он крепко держал ее заруки и сверху еще придавливал железным локтем. — Тебе что, развлечений нехватает на твоей поганой работе?! Ты зачем сюда пришел?! Зачем ты к намлезешь?! Тебе же наплевать на Марусю, тебе же на всех наплевать!!! Ты же всеравно никого не найдешь, вы же никогда никого не находите, вы только видделаете, козлы, уроды!..

— Стоп, — приказал ей Никоненко, решив, что они ужеразвлеклись достаточно, — хватит. Возьмите себя в руки. У вас был трудный день,и у меня тоже. Считайте, что про козлов и уродов я не слышал.

— Мне наплевать, слышали вы или не слышали, — задыхаясь,пробормотала она и дернула руки, — пустите!

Он не пустил.

— Пустите, я вам говорю! Сейчас вернется Федор!

— Вам очень повезло, что я так устал, — объявил Никоненко ивыпустил ее запястья, — мне все лень. Если бы мне было не лень, я бы вас точнона Петровку отволок, просто так, чтобы вы в следующий раз не выпендривались.Таких, как вы, учить надо.

Она посмотрела так, что у него закололо в кончиках пальцев.

Зачем ему понадобилось выводить ее из себя? Чего ради?Никакого удовольствия от ее злобы и гнева он не получил. И ценности, каксвидетель, она почти не представляла — стояла далеко, на проезжей части, замашиной, следовательно, видеть могла немногое.

Другое дело — мальчишка. С мальчишкой стоило поговорить, идействительно, чем раньше, тем лучше, но путь к нему лежал через эту дуру,которую он зачем-то восстановил против себя.

Придется звать на помощь Анискина Федора Ивановича, необойдется без него капитан Никоненко…

— Вы на меня не обижайтесь!.. — попросил душевно “ФедорИванович”. — Работаешь, работаешь, как лошадь, а потом какой-нибудь идиот какстрельнет в министра, а нам знай разгребай!.. Вы в котором часу за подругой-топриехали?

— К девяти, как и договаривались. Господи, хоть бы ячуть-чуть пораньше догадалась…

На секунду она приложила к щекам длинные смуглые ладони. Напальцах правой руки переливалась бриллиантовая дорожка, на левой — крупнаячерная жемчужина.

Богатая стервозная мымра. Интересно, она сама по себебогатая или, как все, на содержании?

— Вы подъехали, когда народ из школы уже выходил?

— Я не знаю, когда он стал выходить. Когда мы приехали, всетолпились во дворе.

— Где была ваша подруга, когда вы ее окликнули?

Алина посмотрела на Никоненко и усмехнулась:

— Я никого не окликала, юноша. Это вас кто-то обманул. Федорзакричал “Мама!”, а я сказала, чтобы он не бежал через дорогу.

— То есть он увидел ее раньше вас?

— Я увидела ее, только когда она… упала. До этого я ее невидела. А Федор видел.

— Жалко мальчонку, — пробормотал “Анискин” с сочувствием, —перепугался небось…

— Засуньте вашу жалость себе… — начала она, но тутодновременно произошли два события: Федор показался в конце больничногокоридора и распахнулась замазанная белой краской дверь с красной надписью“Операционная”. Алина оглянулась на Федора и вскочила, сильно толкнув коленкойприставучего милиционера. Никоненко тоже зачем-то быстро посмотрел на мальчишку— тот замер было, как суслик в свете автомобильных фар, а потом припустилсябежать, держа бутылку воды в откинутой руке, как гранату.

— Только не кричите, — негромко предупредил врач, — пока всенормально. Вы кто? Сестра?

Тяжело топая, подбежал Федор. Ужас не помещался у него вглазах, переливался через край, смывал всякое выражение с детской, серой отусталости мордахи.

— Что значит — пока нормально? — переспросила Алина и крепковзяла Федора за плечо.

Врач помолчал и поизучал их обоих — Алину и Федора сбутылкой воды. Из открытой белой двери несло сквозняком и хлестко пахлооперационной.

— Состояние тяжелое, — пояснил врач, — но динамикаположительная. Если ничего не произойдет, динамика сохранится. Пока онасправляется.

— Что значит — пока справляется? — опять переспросила Алина.

— Это значит то, что значит, — врач сдернул с головы зеленуюхирургическую шапочку и оказался совсем молодым, и очень усталым, и даже какбудто веселым. — Самое трудное позади, вот что это значит. А вы из милиции?

— Алин, он сказал, что мама поправится, да? Да, Алин? Онсказал, что она поправится и что она справляется, — Федору необходимо былоудостовериться, что он все услышал правильно.

— Да. Справляется, — Алина схватила его под мышки, подняла ипотрясла. — Справляется, — еще раз повторила она вкусное и доброе слово, — ещебы она не справилась!..

— Она в сознании? — спросил Никоненко. Он был рад замальчишку, который не остался сиротой, и больше всего за себя — ценныйсвидетель жив, это намного упрощало все дело.

— Нет, конечно, что вы! — ответил врач слегка удивленно, какбудто не ожидал от милицейского такого глупого вопроса. — Она от шока чуть неумерла и от кровопотери, а вы говорите — в сознании!