- Прости,- успевает прошептать он, прежде чем со всего размаху обвалиться на мокрый ледяной кафель.

- Прости,- всхлипываю я, глядя в тускнеющие глаза любимого мужа. Что же я натворила?

Монстр радостно потирает поганые лапы. Я убийца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Декабрь 2020 год (день какой не знаю)

Я жив. Наверное таким живым я никогда не был. Открываю глаза, словно выползая из темной вонючей ямы. Свет слепит, и белизна потрескавшегося незнакомого потолка, только усугубляет резь в глазах, вызывающую очистительные слезы. Хриплю, потому что говорить мешает торчащая из горла трубка.

- Женя,- родной голос прорывается в разум толчками, смешиваясь с мерным писком аппаратуры. Лера – она изменилась. Стала какой – то к громоздкой и неуклюжей и лицо округлилось, исчезла резкость заострившихся скул, сгладилась. Лерка. Господи. – Я так ждала, ты прости.

Верчу головой. Появившиеся медики не дают мне насмотреться на ту, которую я почти потерял. Мне хочется кричать и рваться, когда мою жену выгоняют за дверь. И она испуганно умоляет непреклонного врача, позволить ей остаться.

Говорят, женщины в своей жизни любят только двух мужчин. Нет, это не сын и не отец, что в Лерином случае совсем невозможно. Она любит двух мужчин изменивших ее. Первого – который ее губил, убивал и пренебрегал ею, разрушая учащуюся любить душу. Мужчину, рядом с которым она терпела распятие. Ее персональную голгофу.

Второго – который снял ее с креста и залечил все раны. Который смог сделать ее счастливой.

Спустя два часа я наконец ее вижу. Такую странную, такую наполненную, живую. Она несет в себе моё продолжение.

- Ты прости меня,- шепчет Лерка,- за то, что ...

- Я ничего не помню,- хриплю я, снова предаваясь греху лжи.- Не помню и ты забудь. Знаешь, я хочу чтоб ты знала – если б не было тебя, я бы тоже исчез.

- Это невозможно Женя. Потому что ты уже продолжился,- улыбается Лера, поглаживая большой округлый живот. Я знаю кто там. Даже не сомневаюсь. Маленькая девочка, которая будет любить до безумия свою мать, и смешно морщить свой конопатый нос, глядя на мир глазами цвета дождевого неба.

- Ее будут звать Женькой? – спрашиваю я, даже не сомневаясь, что это так и есть.

- Жень, а что дальше? – в голосе моей любимой жены легкие нотки страха и грусти.

- Я не смогу вымолить у тебя прощения, за то что натворил. Просто прошу – дай мне шанс все исправить.

Да, я звучу глупо. Разве можно забыть все страдания, которые я причинил. Не знаю, смог бы я сам себя простить. Наверное нет. И Леркиного ответа жду, как приговора. Она лишь молча кивает, заглядывая мне в душу своими невозможными глазами.

- Тебя ждут на работе,- шепчет жена.

- Да и черт с ними. Знаешь чего я хочу? Дотронуться до тебя. Просто почувствовать. Что ты мне не грезишься.

Лерка молча берет мою, еще ослабевшую руку, и кладет ее ладонью на свой живот. И моя дочь отвечает мне серией толчков, от которых заходится сердце. Я живой. Наверное таким живым я не был никогда. И это так прекрасно.

Лера (выдержки из дневника)

Мы просто живем, радуясь каждому дню – снегу на улице, елочному запаху хвои и мандаринов, приближению нового года. И очень ждем рождения нашей девочки. Осталось еще немного, и она явится в этот мир, наполненный до краев счастьем.

Женька уволился с работы, и теперь работает дома, создавая программы для компьютеров. Надо сказать, он в этом весьма преуспевает. Заказы сыплются на него, как из рога изобилия. Вечерами он играет в шахматы с отцом, который наконец – то начал вырываться из кокона, в который заключил себя после смерти Лильки. Мы гуляем, ходим по магазинам и просто дышим в унисон. И это так прекрасно. Мы наконец оживаем, вырвавшись из пропасти безумия.

Я скучаю по Лильке. Но уверена, что где – бы она не была, она счастлива. Для меня эта мудрая птица синица навсегда осталась живой.

Мама Света помолодела и ожила. Ожидание чуда и на ней сказалось благотворно. Вот и сейчас она в нашей кухне запекает гуся, а я сижу рядом, вытянув отекшие ноги, вдыхая божественные ароматы, смотрю на наших мужчин, озадаченно трущих подбородки и осознаю – что не смогла бы жить с осознанием того, что потеряла данного мне судьбой мужа.

Простила ли я его? Не знаю, имею ли я на это право. Прощать легко, нелегко принимать прощение. А еще труднее прощать себя. Я не знаю, справился ли с этим грузом он сам. Со временем, наверное, Женька сможет это сделать.

Я больше не буду вести этот дневник моей памяти, который никогда не видел бумаги. Да, я пишу его в своей голове, и на этом заканчиваю.

Я знаю, нас ждет долгая жизнь, которая не бывает абсолютно ровной. Я уверена, что теперь в этом доме поселится счастье. Войдет робко оглядываясь, и останется навсегда. Иначе и быть не может.

- Ой,- не могу сдержать стона. Тело скручивает боль, от которой темнеет в глазах. По ногам течет жидкость. И чертова утка теперь наверное сгорит в духовке. Наша дочь стремится в этот мир.

Женька мечется по квартире, в поисках давно стоящей у порога, подготовленной сумки. Суета. Завтра нас будет трое в этом прекрасном мире.

- Лиль, мы справились,- щербато улыбнулся маленький рыжий ангел, протягивая руку высокой женщине с растрепанными разноцветными волосами. – Теперь то они будут счастливы?

- Ну конечно,- серьезно ответила Синица, рассматривая мерцающую в белом свете ручку своей помощницы.- Иначе и быть не может.

- Ну что, теперь вернемся к Марку? Ему тоже нужна наша помощь,- поморщилась девочка, и вдруг испуганно замолчала. Маленькие пальчики начали таять в небесном хрустале, как сладкая вата на жарком солнце. Лиля улыбнулась и погладила ее по головке.

- Тебе пора, Женька. Тебя ждут там. Они не справятся без тебя.

- Но почему? Почему я не могла родиться еще тогда, в первый раз? – растерянность в голосе девочки неподдельна.

- Потому что тогда твои глупые родители так и не поняли бы, насколько дороги друг – другу. Ты теперь их хранитель, Женька. Это очень ответственно. Иди и помни, я рядом. И я тебя люблю.

Проводив взглядом исчезающее легкое облако, единственный след оставшийся от племянницы, Лилька – Синица расправила за спиной мерцающие крылья и достала из кармана тетрадь, расписанную снегирями.