Я встала:

– Так, ребятки, час поздний, думаю, всем лучше пойти по кроваткам.

– Не разговаривайте с нами как с малолетними идиотами! – взорвался Никита Котов.

– Когда вы будете вести себя как взрослые разумные люди, – оскалилась я, – тогда я буду обращаться с вами соответственно. А пока я вижу только испорченных и избалованных детей. Так что вам пора баиньки. На сегодня с меня хватит. Увидимся утром.

И я покинула палаццо Дельфино, изо всех сил хлопнув дверью. Со стены посыпалась штукатурка, но мне немного полегчало. Эта история меня порядком достала. А меня трудно довести до нервного срыва. Но этим вечером… Этим вечером я нахожусь на грани.

«Остынь, Охотникова! – уговаривала я себя. – Они и в самом деле просто дети, балованные детишки богатых родителей». «Но ты в их возрасте была уже взрослой! – возражала мне другая часть моего „я“, – принимала участие в спецоперациях, а не играла в чужую жизнь, не крала чужой славы и не писала посредственных стихов!» – «Вот тут ты меня поймала. Стихов я действительно никогда не писала, даже в юности. Но будь снисходительна к ребятишкам – сейчас молодые люди взрослеют поздно. А индустрия компьютерных игр и книжки в жанре фэнтези помогают им подольше оставаться детьми». – «Тебе просто не хватает физической активности, Женя! Забросила ежедневные пробежки, а без них и без тренажерного зала ты становишься раздражительной и злобной. Надевай кроссовки и пробегись по набережной!» – «Ни за что! Лучше я пойду в гостиницу, по дороге прихвачу бутылку вина и сниму стресс. Или найду себе какое-нибудь занятие на сегодняшний вечер, которое позволит переключиться, снять напряжение и ненадолго забыть о случившемся. И о том, как смотрел на меня отец Кости Заворыкина…» – «Ага, найди себе партнера на одну ночь. Или вообще пойди на крайность и сними какую-нибудь, как выражаются романтики, „продажную задницу П“». – «Только этого мне не хватало вдобавок ко всем нашим проблемам! Кажется, Евгения, ты начинаешь брать пример с романтиков. Вот уже готова совершить идиотский поступок с непредсказуемыми последствиями…»

Мне и в самом деле было тошно. Я решила, что, никуда не сворачивая, не шляясь по темным закоулкам, пойду в свою гостиницу и лягу спать. А утром… утром все кажется не таким мрачным.

За всеми этими треволнениями я как-то позабыла симпатичного фотографа, встреченного на площади Сан-Марко. И на ухмылку Адриана не обратила никакого внимания. Когда я ковырялась ключом в замке собственного номера, дверь напротив распахнулась. Я даже не очень удивилась, увидев в проеме моего нового знакомого, Марчелло Грациани. Тот приветливо улыбался, как будто это не я отшила его этим вечером.

– Салют! – сверкая белыми зубами, сказал итальянец. – Я хочу извиниться – кажется, сегодня я был чересчур навязчив и напугал вас.

«Ага, кишка у тебя тонка – напугать меня», – подумала я сквозь пелену усталости.

– Чтобы загладить свою вину, приглашаю вас на ужин!

– Отстань, а? – простонала я по-русски, ввалилась в свой номер и захлопнула дверь перед носом у дружелюбного соседа. Впрочем, приняв душ и повалявшись полчасика на влажных простынях, я сменила гнев на милость. Высушила волосы феном, накинула белую рубашку поверх майки, бросила критический взгляд в зеркало. Не так уж плохо, пожалуй. Я распахнула дверь, в два шага пересекла площадку и постучала.

Марчелло открыл так быстро, словно караулил за дверью.

– Салют, – сказала я. – Извини, если была груба. Тяжелый выдался денек. Так что ты говорил насчет ужина?

– Момент, – улыбнулся Марчелло, перегнулся через перила лестницы и крикнул по-итальянски: – Эй, приятель, где там мой заказ?

По лестнице затопал Адриан. Мальчишка был нагружен, как осел. Вскоре мы уже расставляли на столе блестящие металлические кастрюльки и судки, довольно изящную посуду и столовые приборы, бокалы для вина – на вид все это было из неплохого ресторана. Портье расставил все на столе, изобразил комический поклон, дождался денежки от хозяина номера и смылся.

Марчелло быстро и красиво сервировал ужин – у него это получалось так ловко, что у меня мелькнула мысль, а не был ли он когда-то в прошлом официантом? Наконец итальянец придвинул мне стул и произнес:

– Прошу. Но, может быть, мы наконец познакомимся?

Я удивленно уставилась на фотографа. А, да, верно – я ведь даже не сказала, как меня зовут!

– Евгения Охотникова, – улыбнулась я. И на всякий случай добавила: – Я из России.

Пусть красавчик сразу знает, чего от меня ожидать.

– О, Россия! – восхитился Марчелло. – Как это прекрасно!

– Вы уверены? – удивилась я. – Вы там бывали?

– Нет, никогда, но я очень восхищаюсь русскими фотографами. Они такие талантливые! Очень трудно сделать красивые снимки, когда вокруг такая скудная природа. Лучше всего черно-белый формат.

– Скудная?! – взвилась я. – Между прочим, я живу в городе на Волге. Волга, понимаете? Великая русская река!

Марчелло непонимающе смотрел на меня, поэтому я пояснила:

– Слышали песню про одного разбойника, Стеньку Разина, который сначала влюбился в девушку, дочь князя, а потом утопил ее в Волге?

– Зачем? – изумился итальянец.

Действительно, зачем? Как-то не задавалась этим вопросом…

– Понимаете, он не хотел уронить своего достоинства перед товарищами по банде, – внесла я ясность. – Не мог себе позволить потерять лицо, как самурай.

– О, самурай! – оживился Марчелло. Очевидно, о Японии он знал больше, чем о России. – Если бы он уронил честь, ему пришлось бы сделать сэпукку? Харакири?

И фотограф, кровожадно оскалившись, изобразил всемирно известный жест.

– Н-нет, не совсем так. – Я окончательно запуталась. – Харакири у нас не принято. Ему было бы просто стыдно перед товарищами, потому что он слишком увлекся той девушкой и не мог уделять своим друзьям достаточного внимания.

– О, понимаю, – деликатно произнес фотограф. – Они были геи, да? В те далекие времена секс-меньшинства находились в трудном положении.

– Нет, не были они геями, – возмутилась я, – они были просто разбойники, только речные, как пираты. Приставали к берегу и грабили города и села. Наводили ужас на жителей, как викинги, понятно?

– Викинги! – просветлел лицом фотограф. – Профессиональные воины, с раннего детства готовились к славе и больше всего мечтали умереть в бою! Потому что валькирии… кстати, Евгения, вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на валькирию?

– Да, – простонала я, – причем много раз. Это один из самых, извините, затасканных комплиментов. Так вот, про Стеньку Разина. Он захватил в плен девушку, княжну, то есть дочь знатного человека. Она ему понравилась, и они проводили вместе много времени. Тогда его товарищи начали роптать, то есть возмущаться и говорить, что предводитель «нас на бабу променял». По-русски это звучит очень экспрессивно. Тогда, чтобы показать, что товарищество ему дороже, чем какая-то, извините, девица, разбойник бросил ее в реку, где она благополучно утонула. Об этом сложили песню.