Татьяне наконец удалось разжать маленькие, но удивительнокрепкие челюсти мопсенка. На свет явилась пробка от бутылки минеральной воды.

– Ну, не дура ли ты, Муля! – с чувством воскликнула хозяйка.– Купили тебе кости из жил, специальные палочки, резиновые игрушки… Нет,пластмассу жрешь! Ведь так и подохнуть можно!

Муля молча смотрела на Таню круглыми блестящими глазками.

– Просто чудовище, – вздохнула вдова, – все время нужно наглазах держать! Чуть где затаилась, значит, безобразничает. Позавчера разгрызлаподушку в спальне, вчера объела компьютерный стол в кабинете.

Ага, а еще поужинала Маруськиной тетрадкой по геометрии изакусила моим новым детективом, неосторожно оставленным на диване. Но сердитьсяна Мулю нет никакой возможности. Щенки очаровательны, а мопсята в особенности.И потом, наказывать существо размером с пачку соли как-то рука не поднимается.К тому же этот взгляд с поволокой и вечно несчастное выражение на морде…

– Смотри, – сказала Татьяна, наглаживая блестящую шкуркумопсенка, – абрикосовый отлив появляется. Мать у нее – бежевая, а отец –персикового цвета, вон, видишь рыжину.

Она принялась ласково теребить золотистые коротенькиеволоски, покрывающие маленькие кривоватенькие лапки, потом сказала что-то еще,но я уже ничего не воспринимала. Рыжие волосы! Рука, которую Костров протянулиз ванной комнаты, была густо усеяна мелкими рыжими волосками. Но ведь онтемный шатен! У человека с такими волосами растительность на руках тоже должнабыть темной! Значит, мужчина в ванной был не Костров, а убийца, и я личноотдала ему захоронку несчастного шофера. Так куда подевался Володя? Вернее, гдепреступник спрятал тело? И кто знал, что Володя не погиб во время взрыва?

Дозвониться до Зойки Лазаревой оказалось не таким простымделом. Автоответчик безукоризненно вежливым голосом сообщал об отсутствиихозяев. Я оставила, наверное, штук пять сообщений с призывом связаться со мной,но Зоя не спешила откликаться. Перезвонила она только около одиннадцати вечера,и мы договорились о встрече на следующий день, ровно в час у нее дома.

Жила Зоя в огромной квартире на Старом Арбате. Низенькийтрехэтажный белый домик выглядел снаружи крайне непрезентабельно, но внутрискрывалась просто царская роскошь – мраморные полы и перила, ковровая дорожкана лестнице, огромные кадки с пальмами и крайне обходительный мужчина вмилицейской форме, вежливо, но весьма настойчиво поинтересовавшийся:

– Вы к кому?

Услышав фамилию Лазаревой, он позвонил Зое и,удостоверившись, что меня действительно ждут, потребовал паспорт. Изучивдокумент, дежурный не успокоился и лично довел до нужной квартиры, не забыв,отходя от конторки, с угрожающим щелканьем запереть входную дверь.

– Ну и охрана у вас, – пробормотала я, пока Лазареваподыскивала тапочки.

– В самом центре живем, – вздохнула Зоя, – престижно,конечно, но страшно неудобно. Весь день шум, летом дышать нечем, вместо воздухачистая отрава, и приезжие норовят в подъезде пописать. Жаль им рубль за туалетзаплатить, вот и завели цепного пса.

Она протянула мне пластиковые тапки и велела:

– Надевай.

Я покорно влезла в предложенную обувь, и мы пошли подлинному коридору, выложенному наборным паркетом, мимо бесчисленных, совершенноодинаковых дверей из светлого дерева. В потолке торчали круглые светильники.Пейзаж сильно смахивал на дорогой офис или банк, на худой конец, на приемнуюмодного стоматолога.

Наконец хозяйка притормозила у распахнутой двери иприветливо сказала:

– Прошу в гостиную.

Я вошла и онемела. Абсолютно белые стены украшены картинамис изображениями обнаженных негритянок. С потолка свисает огромный белый шар вхромированной паутине. Черная кожаная мебель и торшер, похожий на сломаннуюжуравлиную ногу. На огромном окне покачивается многоярусная бархатная занавескацвета ночного неба, пол застелен невероятно белоснежным ковром. По стенам, каксолдаты на параде, выстроились шкафы со стеклянными витринами, внутри блестелочто-то золотое…

– Недавно ремонт сделала, – пояснила Зоя, заметив, какойэффект произвел на меня весь этот антураж.

– Ты же вроде раньше в районе улицы Демьяна Бедного жила, –пробормотала я.

– Не в этой жизни, – ухмыльнулась хозяйка, – сколько мы стобой не виделись?

Я призадумалась:

– Вроде после выпускного вечера ни разу не встречались…

– Это тебе так кажется, – продолжала ухмыляться Лазарева. –Сталкивались неоднократно на всяческих мероприятиях, только я к тебе неподходила. Все ждала, узнаешь меня или нет! Но ты на всех приемах с жутконесчастным видом выстаиваешь протокольные полчаса и убегаешь. Оно конечно!Занята очень, постоянно всякими делами занимаешься… Знаю, знаю про твою дружбус Дегтяревым и про то, что ты у него во внештатных сотрудниках ходишь!

Я в обалдении уставилась на бывшую сокурсницу. Довольнаяпроизведенным эффектом, Зойка торжествующе вытащила «Мальборо» и со вкусомзакурила сигарету.

– Вот ведь, – сказала она, – до чего сильны юношескиепривычки. Помнишь, как мы в институте гонялись за «Мальборо»?

Я улыбнулась. Конечно, помню. Покупали вожделенные импортныетовары в туалете возле магазина «Ванда». Там в семидесятых годах был простомагазин. Мои первые джинсы, красивое белье и туфли на умопомрачительнойплатформе пришли именно из этого сортира. Иметь в сумочке «Мальборо» считалосьво времена моего студенчества большим шиком. Многие из девчонок носиликрасно-белую пачку месяцами, вынимая ее только по особым случаям, другиеперекладывали в упаковку «Яву» или «Пегас», чтобы производить нужноевпечатление. Американские сигареты разом поднимали ваш общественный рейтинг нанедосягаемую высоту. Но я, к сожалению, никогда не могла их курить из-за кашля.

– Вроде бы сейчас покупай, что хочешь, – продолжала Зоя, – ипроблем с финансами никаких, а руки прямо сами к «Мальборо» тянутся. Хотя ужедавно следует переходить на «Парламент». А ты ведь только «Голуаз»употребляешь? Во Франции пристрастилась, да?

Я еще раз подивилась осведомленности Лазаревой.

– Все-то ты знаешь!

– Точно, – подтвердила хозяйка, – все и про всех.

– Ну, тогда скажи, кому мог помешать Ванька Клюкин?

– Абсолютно никому, – отчеканила Зоя, – безобидный, какбабочка, правда, бесполезный. Ты про него что знаешь?