– Раньше я ее доставать не хотел. Дело надо было доделать. Всему свое время.

– Давай. – Лапин быстро собрал со всех столов четыре чашки. – Разливай!

Живин покопался в своей тумбочке, вынул корку засохшего хлеба и первым взял слово:

– Сегодня особенный день. Дорогие мои Самсон и Тимофей, вы даже сами не представляете, что мы сделали за эти два дня! Да, было трудно, да, валились с ног от усталости, но выдержали и завершили дело. Друзья мои, к коим относишься и ты, Алексей, я хотел вас поздравить с праздником, но язык не поворачивается, когда рядом такая трагедия, которая коснулась нас всех. Поэтому я хочу помянуть Юлию, эту молодую и красивую женщину, которая пала от рук гнусных негодяев. Она могла жить, рожать детей, быть заботливой хозяйкой, но судьба распорядилась иначе. Алексей, ты крепись, не поддавайся слабости и, как мы с тобой договорились, живи ради нее. Давайте помянем.

Все молча опустошили свои чашки.

Когда Воркутов вытирал слезы, Живин подумал:

«Откуда они у него? Он же вроде все выплакал?»

Потом слово взял Воркутов:

– Ребята, земной поклон вам за то, что восторжествовала справедливость. Я потерял самое дорогое в жизни, но если бы вы не нашли Юлю, пусть даже и мертвой, а преступники разгуливали бы на свободе, то мне было бы намного хуже, чем сейчас. Все-таки есть у меня чувство удовлетворения от того, что похороним Юлю по-людски и подонки понесут заслуженное наказание. А жить я буду, как говорит Григорий Алексеевич, ради нее.

Когда все за это выпили до дна, в кабинете наступила гробовая тишина.

Прервал ее голос Кириллова:

– Какая-то сопка смерти, а не любви. Все, что там творится, ничего общего не имеет с этим святым словом. Таинство любви происходит при других обстоятельствах и в иных местах, а то, что на сопке, – это животная страсть и плотские утехи.

– Тебе бы в проповедники пойти, – с улыбкой сказал Живин. – В твоих словах есть доля правды, но все же любовь всегда побеждает смерть. Пусть сопка Любви таковой для всех и останется. Вот за это надо поднять тост!

Прошло десять дней.

На планерке у начальника уголовного розыска города личный состав изучал последние приказы и циркуляры МВД. Зачитывал эти документы старый опер-аналитик Шапошников. Среди прочего был и приказ по МВД республики.

Прежде чем его зачитать, Шапошников анонсировал содержание документа:

– А теперь только не падайте со своих стульев. Очень уж любопытный приказ! Итак, слушайте.

«Приказ по Министерству внутренних дел Якутской АССР. За умелые и профессиональные действия при раскрытии особо тяжкого преступления (убийства гражданки Местниковой) наградить денежной премией в размере 120 рублей капитана милиции Дохова Александра Сергеевича».

Далее следовали еще несколько фамилий сотрудников аппарата МВД.

Начальник уголовного розыска удивленно посмотрел на Шапошникова и заявил:

– Почему наших сотрудников нет в приказе министра? Мы же отправляли в МВД представление на трех танкистов.

– Да, отправляли, но они вернули его назад. Отец этого Харина, малолетки-убийцы, пожаловался в прокуратуру республики, что его несовершеннолетнего сына украли наши опера и не поставили родителей в известность. Понаписал всякого. Мол, грубо обошлись с сыном при задержании, допросили без родителей и много-много чего. Так что в прокуратуру их будут таскать вместо поощрения. Идиотизм полнейший! С другой стороны, почему Дохова тогда не таскают? Он же вроде как причастен к раскрытию. Да ну их! – Шапошников махнул рукой и возмущенно сел на свое место.

– Вот те на! – еще больше удивился начальник уголовного розыска. – Этому Харину надо было за сыном смотреть в свое время, чтобы он не убивал людей, а не ходить и жаловаться. Нет, я пойду в прокуратуру и во всем разберусь! А Дохов, конечно, молодец, в своем репер- туаре, всегда за счет других. Какая несправедливость!

– Я хочу пояснить по этому поводу, – сказал Живин, поднявшись. – Нам не нужны никакие поощрения. Работая по этому убийству, мы настолько тесно сошлись с Воркутовым в едином, искреннем порыве найти исчезнувшую девушку, столько узнали из личной жизни их обоих, что они для нас стали как родные. А за помощь родным людям вознаграждения не требуют. Так что все нормально.

В кабинете стало тихо.

Начальник уголовного розыска поерзал в кресле и негромко проговорил:

– Все свободны.

Отставной милиционер встал со скамейки и прошелся по двору. Волнующие воспоминания прошлых лет переполняли его душу. Он остановился у березы, которую посадил осенью того года, когда были совершены эти страшные убийства, тихо постоял возле нее, гладя рукой белый ствол, уже достаточно толстый.

«Человеческая жизнь коротка, все мы стареем, ветшаем, а ты только-только начинаешь набирать силу, – разговаривал он с деревом. – Живи, расти, всегда радуй нас, наших детей и внуков».

Живин еще раз погладил березу, взял в охапку ее молодые ветки, понюхал, поцеловал душистые листья и быстрым шагом направился в дом. Ему захотелось позвонить друзьям.

В доме он долго искал свой телефон и наконец-то нашел его под подушкой. Он глянул на экран и удивленно улыбнулся. Час назад его номер безуспешно набирал Кириллов, которому Григорий как раз и собирался позвонить. Он отложил телефон в сторону, налил себе чаю и не спеша выпил его, продолжая думать о далеких днях молодости.

Затем отставной полковник милиции взял телефон и позвонил Кириллову.

– Привет, Самсон! – поздоровался он с другом. – Смотрю, твой звонок у меня зафиксирован. Как дела, что звонил?

– Да просто соскучился, давно не слышал твой голос. Расскажи, как поживаешь.

– Все нормально, я в отпуске, сижу дома, скучаю, как раз хотел с тобой и Тимофеем поговорить. Вчера жена купила газеты. Я сегодня взялся их почитать и наткнулся на любопытную публикацию. Пишут про сопку Любви и о том, что люди там видели призрак женщины. Это про наше дело?

– Да, про наше. Не про первое убийство, а про второе, про Юлию пишут. Я эту газету читал. Давно уже народ говорит, что она там ходит. Несколько человек видели ее в разные годы. Они независимо друг от друга это утверждают. Я не верю в подобную мистику, но как-то не по себе становится.

– Это точно про Юлию говорят? Может, все же про Олесю?

– Нет, там постоянно видят женщину азиатской наружности. А душа Олеси давно уже витает, наверное, над многострадальным Донецком. Улетела она, ее тут ничто не держало.

– Похоже на то, – согласился Живин. – Как поживает Тимофей? С ним созваниваешься?

– Конечно, позавчера разговаривал. Все нормально, нянчит внуков.

– Раз мы вспомнили про эти дела, то надо бы собраться, – сказал Живин. – Давно не встречались, больше полугода. Последний раз виделись пятого октября, в День уголовного розыска. Посидим, повспоминаем старые времена.