Предложение Живина было воспринято с большим воодушевлением. Лапин пододвинул к себе рюмки и налил всем «Плиски».

– Начнем с бренди, – сказал он.

– Давайте, сбрендим! – Живин потер ладони в предвкушении приятного момента, взял рюмку и произнес: – Я хочу выпить за встречу и нашу дружбу. Пусть она никогда не иссякнет и продолжится многие годы. За это, господа офицеры!

– До господ офицеров нам далеко, а ушам приятно! – сказал Лапин.

– А ничего так бренди, – отметил Живин, опустошив свою рюмку. – Почти как в тот раз, не паленка. Друзья, давайте за стол. Пока мы разговаривали, все уже остыло.

Проголодавшиеся мужчины с жадностью набросились на вкусную и сытную еду, которой всегда славилась семья Живиных.

– Кстати, где сейчас Дохов? – уплетая за обе щеки картошку с мясом, вдруг осведомился Лапин. – Чем он занимается?

– Черт его знает. Говорят, что на пенсии, – ответил Живин. – После того случая, когда этот фрукт украл у нас раскрытие Юлиного дела, он влетел по-крупному. Пострадал невиновный человек, но Дохов каким-то образом выкрутился из этой ситуации и остался служить в милиции.

– Слышал про это, – подтвердил Кириллов. – Тогда Дохова из этого дерьма вытащил его покровитель.

– Хватит о скверном, давайте вспоминать хорошее. – Хозяин дома поднял рюмку.

«Плиска» долго не задержалась на столе. Живин покопался в своих закромах и достал, как и обещал, армянский коньяк.

Кириллов, заметно опьяневший, встал и произнес тост:

– За любовь! – Вдруг, не пригубив еще рюмку, он ни с того ни с сего задался вопросом: – А где сейчас Воркутов?

Очевидно, только что произнесенное слово «любовь» для него ассоциировалось с отношениями Воркутова и Юлии. Кириллов работал по убийству, воочию видел, как страдает человек, столь трагически потерявший свою первую любовь.

– Лет десять назад я встречал его, – ответил Лапин. – Он ездил на тех же «Жигулях». Мы мимолетно поговорили, он рассказал, что ушел с работы и потихоньку таксует, живет там же, в собственном доме. Больше я его не видел.

– Надо бы повидаться с ним, побеседовать, – задумчиво, как бы про себя, проговорил Живин. – Узнать, как поживает, чем занимается.

– А поедем к нему прямо сейчас! – заявил Кириллов. – Поднимем его с постели, угостим коньячком.

– Неплохая идея, – поддержал его Лапин. – Вот это была бы встреча после двадцати восьми лет разлуки!

– Давайте так, – сказал Живин, увидев заискрившиеся глаза друзей. – Мы сейчас выпившие, за руль нельзя. Оставайтесь у меня ночевать, я постелю вам здесь, в бане. А завтра с утречка, когда повезу вас в город, заодно заскочим к Воркутову. Договорились? А теперь нас ждет бутылка армянского коньяка!

Утро выдалось прекрасным. Лучи солнца еле пробивались через густые верхушки деревьев. Несмотря на ранний час, ночная прохлада быстро улетучивалась, день обещал быть жарким.

Живин накрыл стол во дворе. Друзья вполголоса беседовали, пили чай, настоянный на молодых листьях смородины.

– Как спалось? – поинтересовался Живин у гостей, нарезая толстыми ломтями сало собственного посола.

– Отлично! – ответили друзья, как в молодости, хором.

– Если бы не разбудил, мы без задних ног до обеда провалялись бы в постели. Прохлада, чистый воздух, тишина, – добавил Кириллов.

– Пока вы спали, я съездил в город, отвез жену на работу, – сказал Живин и принялся нарезать хлеб такими же толстыми кусками. – Я и вас хотел сразу с собой взять, да жалко было будить. Вы так сладко похрапывали. Как и договаривались вчера, сейчас заедем к Воркутову, поговорим с ним немного и разбежимся по своим делам.

Приятели не сразу нашли дом Воркутова. Их сбил с толку довольно новый зеленый забор из профлистов, заменивший старую серую деревянную ограду. А вот за ним ничего не изменилось. Тот же узкий двор, покосившиеся деревянные кладовки, дом, правда, немного ушедший в землю. Оперативники были здесь двадцать восемь лет назад, в зимнее время. Однако все им показалось знакомым и родным. Они испытывали щемящую грусть от воспоминаний о далекой молодости.

– А вот и «жигуленок» Алексея! – воскликнул Лапин, увидев возле кладовок автомобиль, печально взиравший на людей, когда-то знакомых ему, своими замутненными фарами. – По-моему, он не на ходу. А ведь еще недавно бегал. Сколько же километров за это время отмотал? Уму непостижимо!

– Да, десяток раз вокруг земли – это точно! – восхитился и Живин.

Тут из дома вышла пожилая женщина, заметила посторонних людей во дворе и испуганно поинтересовалась:

– Вам кого надо?

– Алексея. Он дома? – спросил ее Живин.

– Да, дома. А вы кто такие будете? – Женщина с тревогой разглядывала непрошеных гостей.

– Мы друзья Алексея. Можно пройти в дом?

– Какие друзья? – удивилась она. – Я знаю его лет тридцать, таких друзей не помню.

– А мы как раз тридцать лет назад с ним познакомились, – с улыбкой проговорил Живин. – Вы позовете его сюда, или нам войти в дом?

– Вы знаете, он очень сильно болеет. – Женщина тяжело вздохнула и перекрестилась. – Последние деньки доживает на этом свете. Вряд ли вас узнает, если вы говорите, что прошло тридцать лет.

– А вы ему кто? – поинтересовался Кириллов.

– Соседка я. Мы с Алексеем прихожане нашей церкви, там и познакомились. Он полгода лежал в больнице, теперь его выписали как безнадежно больного. Я сейчас смотрю за ним, но осталось недолго. Он совсем плох.

– А родственники у Алексея есть? – спросил Живин. – Если это случится, к кому перейдет дом?

– У Алексея в Ленинграде… то есть Петербурге имеется племянница. Он завещал дом ей, мы с ней созваниваемся.

– Давайте мы попробуем с ним поговорить. Может, он все-таки узнает нас, – сказал Живин и решительно направился в дом.

Женщина пропустила его вперед и пошла следом. Лапин и Кириллов двинулись за ней.

Дом встретил гостей чистотой и запахом лаванды. Женщина, скорее всего, благословленная церковным приходом, была сиделкой у человека, уходящего в мир иной. Она постаралась на совесть, избавила жилище одинокого мужчины от многолетней грязи и холостяцкого беспорядка.

Больной лежал в чистой и свежей постели. Глаза его были широко открыты, смотрели прямо в потолок, не замечали гостей, вошедших в комнату. Узнать в этом человеке молодого геолога было трудно. Постаревшего и донельзя исхудавшего Воркутова выдавали только глаза, которые ничуть не изменились по прошествии многих лет. Друзья несколько секунд молча смотрели на него, вспоминали, как в далеком прошлом их свел трагический случай.

Женщина пододвинула стулья, все сели возле кровати.