определенной степени сблизила обеих женщин. Во всяком случае, доподлинно известно, что королева относилась к маркизе де Помпадур гораздо лучше, чем ко всем остальным бывшим и будущим фавориткам своего супруга.

Это помогло маркизе еще прочнее утвердиться при дворе. Однако по прошествии нескольких недель между королевой и фавориткой произошла достаточно неприятная история, чуть было не испортившая их отношения.

Дело было так. Однажды маркиза пришла к королеве с огромным букетом цветов в руках. Королева тотчас же принялась вслух расхваливать цвет ее лица, глаза и прекрасные руки. Она нашла ее необыкновенно изящной и закончила тем, что попросила спеть для нее.

У маркизы де Помпадур были заняты руки, а букет был очень тяжелым, поэтому она сразу поняла, что хорошо спеть не получится. Она попыталась отговориться, но королева настаивала на своем, и отказаться было совершенно невозможно. Тогда маркиза, посчитав, что все это делается специально, запела арию Армиды. Начала она с того места, где коварная обольстительница держит Рено в своих золотых оковах. Главными в этом отрывке были слова: «Наконец-то он во власти моей!»

Заметив, как исказилось лицо Ее Величества при этих словах, все присутствующие дамы тоже состроили недовольные мины, выражавшие готовность при наличии соответствующего распоряжения немедленно растерзать нахалку.

К счастью для фаворитки, королева просто не способна была ни на кого таить злобу. На следующий день она забыла о нанесенном оскорблении, и обе женщины зажили с тех пор в относительном согласии. Точнее было бы назвать их отношения мирным сосуществованием. Обе женщины четко осознавали свое место подле короля и не лезли на чужую «территорию», поэтому и соперничества, то есть боязни предпочтения, между ними не было. Все это очень устраивало Людовика XV. Ведь он так не любил все эти осложнения…

* * *

Сделавшись маркизой, в 1746 году Жанна-Антуанетта поставила себе цель быть и фрейлиной королевы, то есть получить при дворе официальный и очень престижный пост.

Поясним, что звание фрейлины давалось лишь представительницам очень знатных дворянских фамилий. Они составляли свиту королев и их дочерей. Фрейлины должны были неотлучно находиться при своих повелительницах, обязаны были являться к ним с утренними приветствиями, присутствовать на торжественных приемах, аудиенциях и т. п. При этом фрейлинами могли быть только незамужние особы.

Как видим, претензии Жанны-Антуанетты на это место и с точки зрения знатности фамилии, и с точки зрения девичества были полнейшим нарушением общепринятых светских норм и традиций. Нетрудно догадаться, как трудно было сделать так, чтобы королева на это согласилась, однако она была добра и всегда старалась угождать прихотям своего супруга-короля. Во всяком случае, она всеми силами пыталась не гневить его понапрасну и вообще вести себя тихо и незаметно. Зная это, герцогиня де Люинь согласилась взять на себя труд донести до Ее Величества пожелание маркизы де Помпадур.

Но королева отвечала, что все места фрейлин давно заняты или уже обещаны другим. Герцогиня де Люинь передала ответ королевы маркизе.

— В таком случае, — настаивала на своем фаворитка, — доложите Ее Величеству, что я почла бы для себя за величайшую честь быть сверхштатной фрейлиной.

Герцогиня де Люинь пошла представить королеве эту новую просьбу, потом опять возвратилась к фаворитке.

— Ну, что вы мне теперь скажете, герцогиня? — снова спросила Жанна-Антуанетта.

— Ничего хорошего, дорогая, — отвечала многоопытная де Люинь, — Ее Величество желает сохранить принятое издавна правило.

— Интересно, что же это за правило?

— Оно заключается в том, что фрейлины королевского двора должны почаще ходить к исповеди, и что все они, по крайней мере раз в год, должны причащаться. Это правило, кстати, строго соблюдается и в доме Ее Высочества дофины.

— Но, — возразила маркиза де Помпадур, — ведь я теперь хожу в церковь и исповедуюсь.

— Королева этому верит, — хитро улыбнулась герцогиня де Люинь, — но так как общество в этом не совсем уверено, следовало бы сделать так, чтобы и оно поверило этому так же, как и королева. Тогда королева охотно бы дала свое согласие.

После этого маркиза де Помпадур сделала большую ошибку: чтобы получить исповедь и причастие, она обратилась к иезуитам, представлявшим собой чуть ли не самое догматическое направление католической церкви.

Исповедь маркизы де Помпадур для пользовавшегося в то время большим влиянием монашеского ордена иезуитов была важным делом, можно сказать, идеологическим и даже политическим, поэтому между отцами церкви произошло разногласие, и они разделились на две группировки. Более лояльная сторона полагала, что маркизу де Помпадур надобно исповедать и причастить просто, без всяких условий. Но другая часть иезуитов, считавшая себя истинными поборниками веры, не признававшая маркизу де Помпадур, порицавшая ее образ жизни, не любившая ее художников и философов, решила отказать ей в отпущении грехов, пока она будет оставаться при дворе и возле короля. В результате долгих споров иезуиты, приняв сторону последних, отказали фаворитке короля в исповеди и в причастии.

Маркиза была возмущена таким поворотом дел и возненавидела иезуитов, и когда ее могущество стало совершенно упрочено, это привело к тому, что она вместе с аббатом де Берни решила изгнать из Франции этот орден.

Между тем, допустили маркизу де Помпадур к исповеди или нет, королеве все-таки придется уступить. Произойдет это через десять лет.

* * *

С самого начала своего пребывания в Версале маркиза де Помпадур, дабы развлечь короля, которому уже порядком надоели все эти «Комеди Франсэз» и «Комеди Итальен», решила организовать свой частный театр. Обученная пению и искусству декламации, она сама была, пожалуй, лучшей самодеятельной актрисой Франции. Почему бы не использовать эти способности для разнообразия королевского досуга?

Друзья поддержали ее идею. Оказалось, что многие умеют неплохо петь, танцевать и играть на различных инструментах. Под руководством маркизы в Шуази был построен крошечный зальчик на четырнадцать зрителей. Театр так и назвали