— Сейчас надо ответить? — жалобно сводит брови.

— Да. Не люблю растягивать ампутации. Да — да. Нет — нет.

— А у меня есть выбор? — кусает губы.

Да. Конечно.

Но от этой мысли потрясывать уже начинает меня. Не хочу я ей его давать!

Но бурной радости я не вижу. И это удручает.

— "Нет", потому что Ариша — не твоё? Или я — не твоё?

— А можно мне спать у Ариши? — мучительно шепчет, опуская взгляд.

— Мм… Ясно.

А-а-а-а-а! Не будет значит, подарочка.

— Я тебе не нравлюсь, да? — делаю шаг назад. — Такие вещи, Синичка, нужно говорить прямо. И поцелуев не допускать. И на ручки не садиться. А то так и башню сорвать может… Мужики без неё разное натворить могут.

В горле стучит пульс.

— Я тебя услышал.

Чувствую, как неконтролируемо подрагивает лицо.

Отворачиваюсь, смотрю в огонь.

Ну вот так бывает. Привык, что все дают с разбега? А вот нихрена!

— У Ариши в комнате раскладывается софа. Постельное — в шкафу. По деньгам и графику — завтра договоримся, — стараюсь ровно и спокойно, но голос подрагивает.

— Мало того, что бесчувственный, ещё и глухой! — в сердцах бросает мне в спину.

— Мхм… И тупой, да?

Что-то там фыркает. Мне кажется, что:

— Да!

Слышу, как удаляются её шаги.

Час до полуночи!

Класс…

Отлично я встречаю новый год. Аркадий, Кора, Алтай. Если так и проведу, хоть в петлю лезь!

Ну почему, а? Что я не так сделал?

*************************************

— "Маленькой ёлочке холодно зимой". И вроде ёлочка не маленькая. А холодно.

Нет, значит? Не все люди понимают слово "нет". Я, например, не понимаю.

Пытаюсь быть человеком цивилизованным. И даже иногда имитирую, что понимаю. Как сейчас. Но — не понимаю. И ни разу отказа не принимал. И не отступал. Может, это и не есть хорошо. Но такой вот я человек.

— Холодно дома, да, Алтай?

Скармливаю собакам кусочки Аркадия. Облизывают мне пальцы.

— Всё, хватит. Нельзя жирное. Нет, — отталкиваю настойчивые морды. — Вы сытые.

Мою руки, закрываю полусферической крышкой птицу. Убираю повыше.

А то не выдержат же. Ночью сопрут. А наказывать не хочется.

Потом начинают выпрашивать почищенную мандаринку. Как дети!

— Ну не будете же всё равно жрать.

Толкают носами под локти, печально хмуря свои брови, словно уличные псы, живущие впроголодь.

— Окей, — протягиваю дольку.

Лизнув по разу воротят морды. Как всегда.

— Гады… — беззлобно констатирую я, зашвыривая дольку в мусорное ведро.

Выключаю телек, включаю музыку на системе.

«Ну, в целом, я пока в плюсе, да? Ася осталась…» — пытаюсь убедить себя и избавиться от ощущения сдавленной тисками грудной клетки.

Подкидываю в камин дров. Ложусь назад, головой на спину Коры. Отвечаю на несколько поздравительных звонков…

От камина идёт жар. Меня немного размазывает и расслабляет. И так лень вставать…

— Алтай, дай пульт.

Подскакивает на ноги. Понимает, что команда, не понимает какая.

— На диване пульт. Дай.

Ведёт ушами, запрыгивает на диван.

— Штуку эту принеси, — показываю рукой. — Белую. Ну. Дай! Принеси.

Нюхает пульт. Склоняет голову набок, глядя мне в глаза.

— Да! Неси. Дай мне. Алтай! Дай!

Снова нюхает. Ложится.

— Бестолочь… — закрываю глаза.

— Держите, — вздрагиваю от неожиданности.

Ася. В футболке. Снизу мне открывается роскошный вид. И, не моргая, я застываю. Оо… Какая аппетитная неосторожная девочка. Разве можно перед голодным мужиком в таком виде дефилировать и надеяться, что не сожрут?

Конечно, в бане я её вдоль и поперёк рассмотрел, но заглядывать под юбочку — это другое. Это… горячее горячего!

Опомнившись, делает пару шагов назад, поспешно и бесполезно одергивая футболку.

— Я… М… В душ можно?

— Можно… — вздыхаю, закрывая глаза.

Считаю про себя до десяти. Ну давай, пищи уже. Из ванной вскрики. Дыа!

Горячая вода включается не автоматически. Вылетает рубильник. Пряча улыбку, иду спасать Снегурку.

Мерзавец Вы, Богдан Максимович. Да ладно…

Стукнув пару раз открываю дверь.

Ася, прижав к себе полотенце, растерянно хлопает глазами.

— Холодненькая?

— Угу…

Делаю шаг к ней, вставая в упор. Поднимаю руку, дотягиваюсь до кнопки бойлера. Второй, подхватываю её за талию, чтобы не упала, резко отстранившись. Но на самом деле, не для этого. Просто не позволяю отстраниться.

— Теперь будет горячая, — опускаю взгляд на её лицо. — Осторожно.

Под моим предплечьем её голая талия.

— Спасибо… — выдох.

Между нами накаляется так, что дышать ровно невозможно.

Ай…

Какая она невозможно красивая, когда горят её щеки. Сглатываю ком в горле, понимая, что надо бы отпустить уже.

— Я тебе махровую простыню принесу. Дома прохладно.

— Спасибо…

— И чай горячий сделаю.

— Спасибо… — теряя голос.

— Ты с лимоном хочешь или имбирём?

— Да. Спасибо, — бормочет не соображая.

Ну, мля… Спасибо — много, детка. Поцелуя — хватит. Ну, не бескорыстный я мужик. Хочется ответочки… Но Синичка только кусает губы, пряча взгляд.

Ррр… Отпускаю. Ухожу.

Ух! Как же мы с ней здесь расходиться в косяках будем? Как мне вменяемость подкрутить?

Упираясь ладонью в дверь, пытаюсь отдышаться. Чего там было? С имбирём или лимоном? Не помню. Окей, и то и другое положим.

Делаю ей чай, по привычке долго мешая его в кружке холодной ложкой, чтобы остудить. Как для Ариши. Ставлю на камин. И с махровой простыней ловлю трясущуюся Синичку в скромном полотенчике на выходе из ванной. Оборачиваю вокруг неё.

Делая шаг, путается в длинной простыне. Посомневавшись не более секунды, подхватываю на руки. Усаживаю на диванчик, вручаю кружку.

— Пей…

Брожу по гостиной, поглядывая на часы. Пытаюсь представить, как жить на одной территории с женщиной на которую запал. А она — нет.