— Ну, а что от меня-то надо? — спросил Мазур.

— Ничего особенного. После каждого рейса мы с тобойбудем встречаться, как пара влюбленных, под покровом мрака, и ты мне будешьподробно — предельно подробно — рассказывать, что вы там нашли интересного, чтовообще делали… Не особенно обременительно, по-моему?

— Ну, вообще-то… — пожал плечами Мазур.

— Договорились? — Он придвинулся поближе, глаза вновьстали жесткими. — Только я тебя душевно прошу, Володя, не вздумай вилять. Покаты здесь, я до тебя всегда дотянусь и благодаря всем этим бумажкам, — он кивнулв сторону гостиной, — неприятностей обеспечу выше макушки. Места здесь глухие,только на самолете и выберешься, а в самолет еще попасть надо… Тяжеленькобродяге в чужой деревне, как деды говаривали… Я с тебя не буду брать никакихподписок — это все только в кино смотрится, — но ты накрепко заруби себе наносу, что шутить с нами не следует… Веришь?

— Верю, — со вздохом сказал Мазур.

— Значит, договорились?

— Договорились, — еще более тягостно вздохнул Мазур. —Только давай уж играть по-честному — когда мы будем отсюда уезжать, ты все этибумажки при мне порвешь.

— Господи, Володя, да я все их тебе отдам, сам ипорвешь… ты на меня не особенно обижайся, служба такая. Ну ладно, сейчасобговорим в темпе детали…

…Когда вся компания выкатилась из его номера, Мазур немногопосидел, еще раз старательно прокручивая в памяти все происшедшее, потом вышелв коридор и постучался в свой номер. Кацуба отворил мгновенно. Мазур молчакивнул в ответ на его вопросительный взгляд.

— Пошли, Вова, по пивку ударим, — быстро предложилКацуба.

В буфете они забрались в дальний угол. Мазур не заметилникого из участвовавших в спектакле. Прежде чем он успел открыть рот, Кацубаподмигнул:

— Ну как, умею я играть в шахматы?

— Умеешь, — признался Мазур.

— Слышно было, что в коридоре небольшой переполох ибеготня… Понимаешь ли, расчет был простой: если кому-то понадобится информаторсреди нашего теплого коллектива, сто против одного, что начнут с самогонеказистого на вид, очкасто-бородатого интеллигента, которого можно ломать, каксухое печенье…

— Это-то я понял, — хмуро сказал Мазур.

— Тогда докладывай подробно и вдумчиво. Без собственныхидей и интерпретаций — голые факты…

Он слушал, так и не задав ни единого вопроса, удовлетвореннощурясь. Закончив, Мазур фыркнул:

— Вот так и угодил в педофилы на старости лет…

— Надо же когда-нибудь начинать, — сказал Кацуба. —Лолита хоть ничего была?

— Кошка драная, — зло сказал Мазур, машинальнопотянулся потрогать подсохшие царапины, опомнился, убрал руку.

— Физиономия, конечно, у тебя стала весьма обаятельная,— задумчиво протянул Кацуба. — Под водой это не помешает?

— Ничуть. Коллагеном замажу…

— И то ладно. Для мэра придумаем что-нибудь, да и дляКати тоже надо сочинить что-то убедительное… Теперь давай об идеях и твоихсобственных интерпретациях… Как думаешь, с кем тебя судьба столкнула?

— Не знаю, — сказал Мазур. — Но у меня стойкоевпечатление, что ребятки эти — государственные. Служилые люди.

— Резон есть, — подумав, кивнул Кацуба. — В Шантарскеэтого не стоило бы утверждать со всей уверенностью — там масса бывших офицероввсевозможных структур давно пашут на частного хозяина, но в этом заповедникекартина иная, частных сыщиков тут отроду не видывали…

— Кто ж это?

— А хрен его знает, — признался Кацуба. — Говоришь,милиционер держался, как приневоленный?

— Полное впечатление.

— Что еще не доказывает, будто остальные не имеют кмилиции никакого отношения. Может, у него попросту душа нежная, не приемлетподобных методов коллег… А может, все по-другому. Прокуратура, фээсбэшники,особисты из округа, пограничники, черт лысый… Хватает кандидатов.

— А эта твоя рыжая? Из уголовки?

— Вот на нее это как раз не похоже, — сказал Кацуба. —Во-первых, мы ее согласились взять с собой, во-вторых, она так топорно не работает.Это кто-то от отчаяния и бессилия, верно тебе говорю — позарез нужно з н а т ь,а возможностей-то и нету… Ладно. Это все детали, а зрить нужно в корень.Собственно говоря, сей визит добавил доводов в пользу нехитрой истины — здесьчто-то чертовски нечисто… Если вокруг события или конкретной географическойточки начинается странная возня, это в ста случаях из ста означает, что делонечисто.

— Тебя это радует, похоже?

— Есть немного.

— Разведка боем? — покривил губы Мазур.

— Она, родимая. По моему глубочайшему убеждению, как никрути, а ничего лучше разведки боем пытливая военная мысль не выдумала. Никто иникогда не кладет трупы штабелем просто так — исключая маньяков, понятно, ноздесь-то присутствие маньяка не прослеживается. А трупов уже многовато длястоль мирного уголка…

— Лишь бы их не прибавилось, — в сердцах сказал Мазур.

— Надо постараться, чтоб не прибавилось…

* * *

…Когда они втроем спустились в вестибюль, Мазур не безлюбопытства уставился на клятую Елизавету Сергеевну, однако на ее склочнойфизиономии не узрел не то что раскаяния, но и смущения. Сидела выпрямившись,словно аршин проглотила и выдержала его взгляд с невозмутимостью каменной бабы.

— Как племянница поживает? — не удержался он. — Такоймилый ребенок, а уж фантазерочка…

— Хорошо поживает, — без запинки ответствовалаЕлизавета Сергеевна. — Дай бог каждому. А чтой-то у вас с личиком? Кошкаоцарапала или об косяк неудачно зацепились?

Мазур мысленно плюнул и пошел к выходу.

Тиксонский мэр, господин Колчанов Павел Степаныч, среднегороста живчик с непременной бородкой (служившей здесь, на краю географии,похоже, чем-то вроде детали униформы для интеллигентов и демократов), был, какзаключил Мазур после четверти часа знакомства, нормальнее многих из тех, ктоспоспешествовал ему в овладении столь высоким креслом. Просто-напросто у негобыла масса идей и неожиданно приходивших в голову мыслей, они рвались насвободу так рьяно, что порой мешали друг другу. И оттого мэр перескакивал содной темы на другую столь лихо, что слушателей первое время чуть лихорадило.

Они уже ознакомились с проектом городского референдума покрайне животрепещущему вопросу: следует ли мэру и дальше именоваться мэром или,воскрешая старые традиции, стоит официально ввести титул «городской голова»?Уважительно покачивая головами, оценили по достоинству идею закупить в Норвегииплавающий лесоперерабатывающий завод, который будет вылавливать вдоль береговтопляки и утилизировать их до мельчайшей щепочки (но, разумеется, тактично неспросили, откуда мэр рассчитывает раздобыть полсотни миллионов долларов натакой кораблик). И пришли в некоторое обалдение, услышав об идее устроить здесьроскошный международный аэропорт, принимающий импортные авиалайнеры, летящиечерез Северный полюс в Японию и прочие экзотические дальние страны (вот тутдело упиралось не только в деньги — совершенно непонятно было, как удастсяуговорить зарубежные авиакомпании летать непременно через Северный полюс). Амэр продолжал вываливать на стол папки с красочно оформленными чертежами,цветными рисунками, благожелательными отзывами иных столичных отцов демократиирангом пониже и вырезками из центральных газет, по невежеству считавших Тиксонмиллионным городом и оттого рисовавших мэра этакой помесью Столыпина с ЛеКорбюзье (по изначальной, так сказать, девичьей профессии мэр был архитектором,с разгулом реформ обреченным на полное безделье).