Мне очень хотелось, чтобы после всего произошедшего меня обняли. И мне очень хотелось хотя бы на время почувствовать себя под защитой. Под настоящей защитой.

Меня нежно пошевелили. Я открыла глаза и в  теплом свете факела, который  прикрепили со стены к клетке, увидела лицо Зена, непривычно миролюбивое, даже ласковое. Глаза его тоже светились мягко, тепло.

— Что-о-о? — недовольно протянула я, силясь держать глаза открытыми: настолько еще хотелось спать.

Зен улыбнулся; мое сонное недовольство его позабавило.

— Укус подчистить надо. Я вино принес.

Я пошевелилась, и вместе с болью проснулись воспоминания о памятном вечере… Болели спина и плечо, на которые я упала, когда меня швырнул Вазраг,  болела рука, причем наипротивнейшим образом –  тупо ныла, ны-ы-ыла… Приподнявшись, я увидела, что  Зен уложил меня прямо на полу, а под голову подложил сумку Тредена.

«А я-то думала, он от меня не отходил», —  с досадой подумала я, и, удивившись этой своей досаде, приняла более устойчивое положение. Зен  протянул мне какую-то емкость.

— Хлебни вина.

Я доверчиво хлебнула и чуть сразу же не исторгла его обратно; пламенная жидкость с хлебным привкусом пошла у меня носом.

— Тихо, мужики спят, — предупредил Зен, имея в виду Тредена и Млада, так что возмутилась я шепотом:

— Это ж водка!  Почему не предупредил?!

— Вино, — возразил желтоглазый, убирая емкость (не зря она мне подозрительной показалась!). — Ржаное.

— Водка, — упрямо повторила я, и утерла тыльной стороной ладони горящий рот.

— Вино.

— Черт с тобой, — плюнула я. — Называй как хочешь… Главное, эта штука точно рану продезинфицирует.

Мужчина по уже сложившейся традиции пропустил незнакомые слова мимо ушей. Он  хорошенько промокнул лоскут ткани  в водке (это водка, я точно знаю!), и, вытащив   нож из-под голенища, протер его этой тканью.

— Нож зачем?  — насторожилась я.

— Чтобы кровь пустить. Так зараза из ранок выйдет.

— Не надо ничего пускать! Просто приложи к укусу лоскут, пропитанный водкой, и сойдет!

— Ладно, — легко согласился Зен. — ничего делать не буду. Но тогда будь готова к тому, что руку раздует, а через несколько дней она начнет гнить и тогда тебе придется либо руку отрезать, либо готовиться к смерти.

Я прикинула,   что может оставаться  на клыках Млада, и со вздохом смирения  закатала рукав на укушенной руке. Рука выглядела плохо и действительно уже раздувалась.

«А если кусочек мертвечины с зубов Млада попал в кровь?» — подумала я и ужаснулась.

Зен одной рукой взял мою руку,  и удобнее перехватил нож в другой.

— Будет больно. Придется потерпеть. Молча.

— Делай уже…

Нож прошелся по коже, соединяя две дырочки, оставленные клыками Млада. Кровь  тут же теплым ручейком потекла по руке, закапала на пол… Я сидела, отвернувшись и сжав губы, чтобы не проронить ни звука. Порезав кожу, Зен пальцами надавил,  выдавливая из ранок кровь, и, как считал, заразу… Ох, не доверяю я медицине здешней! Страшно подумать, что в этом мире я могу умереть даже от пустячной ранки…

Закончив с верхними ранками, Зен занялся нижней и повторил те же действия. Кровь  торопливо стекала на пол: кап-кап-кап… Вытерев нож прямо о штаны, Зен  вернул его в голенище сапога и, продолжая держать мою руку на весу, следил за тем, как  из порезов течет кровь.

Я повернулась к мужчине лицом и, увидев свою руку,  срочно захотела выпить.

— Зен, дай еще выпить…

Он протянул мне емкость без вопросов. На этот раз я сделала несколько глотков, хотя у меня дыхание перехватывало от крепости. Зато какая приятная теплая волна пошла по телу! Сморгнув выступившие на глазах слезы, я сделала еще несколько глотков. Горло уже не жгло так сильно, и пилось довольно легко. Посмотрев  на расплывающееся из-за слез лицо Зена, я отпила еще…

Если проспиртуюсь, то, может, не будет никакой инфекции.

— Откуда водку взял? — спросила я.

— Вино это, ржаное.

— У нас такое «вино» водкой называется. Так откуда питье?

— Да как-то припрятал с кухни.

— Во-о-о-ор, — протянула я, впрочем, без осуждения. — Зен,  долго мне еще кровью истекать?

— Еще немного.

— Ты знаешь, что делаешь? Я не хочу умирать.

— Правда?  — улыбнулся он; моргнув, я увидела его лицо довольно четко, хотя не так уж близко мы сидели, обычно для такой четкости мне требовалось расстояние поближе. Кажется, это ржаное вино так удачно ударило мне в голову, что даже немного улучшило зрение.

— Правда, — кивнула я. — Чего ты скалишься?

— Не хочешь умирать, но делаешь все, чтобы умереть.

— Ой, вот только не надо это все! Ты сам точно такой же противный.

— Противный?

— Конечно. Делаешь, что хочешь, при этом тебя не обманешь, не убьешь… Проти-и-и-ивный!

— Если так толковать, то да, противный. Но ты противнее.

— Нет, ты противнее. Потому что ты еще и сильный, — с завистью протянула я, и даже не заметила, когда Зен подтянул меня к себе немного и, осмотрев руку, начал туго накладывать повязку из того  вроде бы чистого  рваного полотна, что принес с собой.

Боль стала приглушенной, она постепенно растворялась в тепле приятного алкогольного опьянения. На голодный желудок меня быстро разморило. Покачиваясь, я смотрела, как Зен ловко затягивает повязку, пропитывающуюся алым.

— Лучше тяни, — проговорила я.

— Сильнее не надо, — покачал желтоглазый головой. — Иначе ты точно руку потеряешь. Я резал поверху, итак затянется. Что, голова кружится?

— Кружится, — подтвердила я, и  безо всякого стеснения прильнула к мужчине. Он замер, и мне это показалось очень смешным.

— Что ты делаешь?

— Пристаю к тебе.

Зен из просто замершего превратился в окаменевшего, и я добавила торжественно:

—  Шутка! Что, размечтался уже? Я к тебе как к батарее тянусь, не хочу себе почки и придатки отморозить.

Я прижалась к нему еще ближе и попыталась устроить подбородок у него на плече, но отяжелевшая голова так и «скатывалась».

Зен  взял меня за плечи и, отстранив немного, вгляделся в лицо.

— Быстро же ты охмелела…

— Ес-тес-с-ственно, — кивнула я, и  голова закружилась сильнее от такого опасного маневра. — Я вообще не пью. Меня и от бокала шампанского на Новый год развозило, а тут водка без закуски плюс кровопотеря и стресс. Зе-е-е-ен… дай еще… вина этого хлебного… Я хочу совсем забыться. И поспать. Только ты не отходи, ты теплый.