И не только ему. Дурно стало и нам с Зориным. И тот и другойпонял, что извращенное воображение Соньки нас свело, и это обстоятельствопривело в ужас, как его, так и меня. Я готова уже было громко возмутиться, нотут Зорин проявил чудо изобретательности и с серьезной миной изрек:

— Это было бы прекрасно, но, по моему, товарищумилиционеру надо о чем-то поговорить с главной свидетельницей, обсудить, таксказать, судьбу нашего общего друга, а ныне несправедливо осужденного…

— Задержанного, — машинально поправил Геркулесов.

— Не суть важно. Короче, вам надо поговорить, — снесвойственной ему решительностью закончил мой находчивый коллега.

— Да не надо нам… — начала было я, но Зорин уже взялСоньку под локоток и поволок к двери.

Подруга моя упиралась, умоляюще таращилась на Геркулесова,возмущенно сопела на Зорина, но ничего не помогало — ни сопение, нисопротивление не действовало на влюбленного интригана. Да и товарищ милиционерне спешил к ней на помощь, он только растеряно улыбался и переводил свой взглядс Соньки на меня (уж не взвешивал ли, с кем из нас ему будет безопаснееостаться?).

У самой двери подруга сдалась и, кинув на прощание томный,полный призыва и надежды взгляд на Геркулесова, она покинула помещение.

Мы остались одни.

Сидели в полном молчании без малого 5 минут. Слушали, кактикают часы на стене и тихо журчит вода в подсобке. Первым не выдержал он:

— Прекрасная погода, не правда ли?

— Не правда, — завредничила я.

— Не любите осень?

— Не люблю. Я ж не Пушкин.

Мы опять замолчали. На этот раз, раскаявшись, разговорвозобновила я.

— Чего не пьете? — я кивнула на его полную кружку.

— Да я как-то пиво не очень…

— А что «очень»? Водку?

— Нет, — смущенно засмеялся он. — «Пепси»!

— А если напиться хотите?

— Много «Пепси».

— Что ж выходит, что вы, господин Геркулесов, почтитрезвенник?

— Почему «почти»? Я просто трезвенник.

— Вот это да! — восхитилась я. — И никогда?Ни капли?

Он отрицательно замотал головой. Потом сделал глоток,поморщился и изрек:

— Первая капля!

— Браво!

После моей непродолжительной овации он немного встрепенулсяи осторожно хлебнул еще раз.

— А сколько вам, Коля, лет?

— 28.

— Так много? А я думала, что, как мне.

— В 18 в милицию не берут.

— О! — мои глаза округлились. Уж никак не ожидалаот этого одуванчика столь изысканного комплимента.

Кажется, обстановка немного разрядилась. И я продолжиладопрос уже более нагло.

— И каким ветром вас в милицию занесло?

— Ураганным.

— Это как?

— В один прекрасный день сорвался с надоевшего рабочегоместа и рванул служить в милицию.

— И что за «надоевшее рабочее место»? Лифтером что ли трудились?

— Нет, — тихо засмеялся он. — Адвокатом.

— Да вы что? — ахнула я. — И в какой конторе?

— В «Защите», — прозвучал спокойный ответ.

Я ошалела от такого сообщения. Дело в том, что «Защита»являлась самой преуспевающей адвокатской конторой в регионе. А это значило, чтоГеркулесов не просто дурак, а дурак в кубе. Уволится из солиднейшей фирмы, гдегонорары работников исчисляются тысячами долларов, и устроится МЛАДШИМ опером,на две тысячи рублей в месяц, плюс 500 пайковых, с задержкой в квартал — это жекак головой стукнуться надо!

— И чего это вы так? Клиентов что ли не было?

— Были, — нисколько не обидевшись, ответилГеркулесов. — Просто я с детства мечтал работать в милиции. Именно по этомуя и выучился на юриста. — Он задумчиво закатил свои глазищи, хлопнувпушистыми ресницами, и добавил. — Но после института в меня сразувцепилась «Защита», я поддался на уговоры родителей и устроился работать туда.

— И чего она так в вас вцепилась? — подозрительноспросила я.

— Я закончил с красным дипломом «Академиююриспруденции», — не без гордости сообщил Коленька.

— О-о! — восхитилась я, хотя понятия не имела, чтоэто за академия такая. — И что было дальше?

— Ничего. Начал работать. — Сердито буркнулон. — Бандитов защищать.

— Почему бандитов?

— А кто еще мажет оплатить себе адвоката «Защиты»?

— И то правда, — согласилась я.

— Но я-то хотел их ловить! — воскликнулГеркулесов, экспрессивно взмахнув кистями рук.

— И по этому вы бросили свою перспективную работу,забыли своих клиентов-бандюков, выбросили кейс из кожи крокодила заненадобностью и по зову сердца отправились устраиваться в ментуру, чтобыжуликов ловить? — не без издевки спросила я.

— Да, — не заметив сарказма, согласилсяКоленька. — Только не жуликов, а убийц.

Дурила! — подумала я, потом поправила себя —Романтичный дурила! Будь я на месте его жены, убила бы!

— А жена у вас, Николай Николаевич, имеется?

— Нет, — и он зачем-то продемонстрировал мне своируки без единого кольца.

— А девушка любимая?

— Была, — грустно поведал он.

— Умерла? — испугалась я.

— Почему? К другому ушла. Она у меня … была… она была,да что это я, словно она умерла! Она девушка успешная, менеджером на одномпреуспевающем предприятии работает. Мы были прекрасной парой. Но когда я из«Защиты» уволился, она меня бросила. Нашла себе более подходящего. Он директоркакого-то банка, не чета мне, бюджетнику. С ним ей, наверное, лучше.

— А вы?

— А я остался один.

— И даже не придушили изменщицу?

— Вы это серьезно? — нахмурился он.

— Шучу, шучу, успокойтесь товарищ милиционер.

— А вы? Замужем?

— Нет. — На этот раз я сунула ему под нос свои необремененные кольцами пальцы.

— И не были?

— Не была. А, предвосхищая ваш следующий вопрос,отвечаю — любимого у меня нет.

— Тоже ушел? — сочувственно осведомился он.

— От меня? — разозлилась я. — Ушел от меня?Да как такое в голову может придти! От меня ни разу никто не уходил, ясно?

— Ясно, — очень поспешно согласился он.

Мы вновь замолчали. Вернее, он безмолвствовал, а я обиженносопела.