6) Наиболее привлекающая к себе внимание посетителей ватопедской библиотеки книга есть октатевх (часть Библии от Книги Бытия по книгу Руфь). Она писана на пергамене в лист тщательною скорописью с толкованиями на полях, а нередко и кругом всего текста, и множеством рисунков, сделанных в миниатюре красками с золотом и по золотому полю. Число листов в книге 455, число рисунков 151. Толкования взяты из сочинений Акакия, Акилина, Анеспера, Аполлинария, Василия В<еликого>, Виктора пресвитера, Григория Б<огослова>, Григория Нжского, Диодора, Дионисия Алекс<андрийского>, Евсевия Емесского, Евсевия Кесарийского, Ефрема, Иринея, Исидора, Феодормта, Феодора Мопсуесского, Иоанна Зл<атоуста>, Иосифа Флавия, Иустина, Кирилла, Нила монаха, Оригена, Севнрнана, Севмра, Филона. Есть, кроме того, несколько анонимов и анепиграфов (безыменных и ненадписанных) толкователей. В книге имя толкователя пишется везде золотом. В одном месте в ряду толкователей встречаются и 70 (толковников). В конце книги есть краткие сведения о переводах В<етхого> Завета с еврейского на греческий язык, именно же: о 72 толковниках, об Акиле, о Симмахе, о Феодотионовом переводе, о переводе, найденном в глиняных сосудах при императоре Александре, сыне Маммеи, в Никополе, и о другом, найденном там же после гонения Северова, и, наконец, о переводе св. Лукиана, «великого подвижника и мученика», найденном в Никомидии в стене при Константине Великом. Затем следует краткое сведение о том, сколько раз и когда разоряема была Иудея (именно 11 раз). Все эти заметки современны написанию книги. Затем на последней странице есть еще несколько заметок позднейшей, весьма небрежной и безграмотной руки, которые мы помещаем без перевода112. Они писаны некиим Лукою новокрещенным или, может быть, крестником некоего «благороднейшего, светлейшего, славнейшего, благоразумнейшего и отличного Авраама Асана Палеолога Ходжансá», с коими в неизвестных отношениях поставляется и некто третий, «светлейший и благородный Иерослав-Михаил» или Михаилович. На самой доске есть еще одна заметка 7054 (1546) года о поступлении осмикнижия в собственность обители, из коей видно, что книгу приложил во спасение души своей некто «благороднейший князь (Ἄρχων) «и ктитор обители, господин Мануил Добрый (ὁ καλός)».

Есть в библиотеке и несколько других экземпляров Библии (обыкновенно неполных) XI или XII века, более мелкого письма и без толкований.

Драгоценность библиотеки есть также экземпляр Птолемеевой географии с картами, ставший известным миру в превосходных фотографических снимках г. Севастьянова. В книге недостает, впрочем, нескольких тетрадей, вырванных хищническою рукою ради этих самых карт, которых число также поэтому неполно. Кража эта сделана недавно, потому что еще несколько лет назад тому книга видена была во всей ее полноте одним нашим исследователем. Едва ли самые снисходительные к ученым покражам археоманы113 найдут возможность извинить подобный поступок одного из своих собратий, – поступок не только безнравственный, но и бессмысленный; потому что при повсеместной огласке покражи, похититель должен стыдиться кому бы то ни было объявить себя вором, и следственно должен будет обречь вырванные листы на неизвестность, забвение и может быть уничтожение.

Библиотекарь указывает посетителям еще на пергаменный фолиант слов нмператора Льва Мудрого на праздничные дни, тщательного и размашистого письма, и на другой толстый фолиант, мелкого и неразборчивого письма, содержащий в себе огромное сочинение Астня114 физико-медицинского содержания. Я рассматривал, кроме того, несколько свитков литургий, но не нашел их достаточно древними или в каком-нибудь другом отношении достойными замечания. Вообще же говоря, библиотека ватопедская стоит подробного обследования и описания. Несмотря на свежий еще урок недобросовестного обращения с библиотекой путешественников, нам показывали ее с большою доверчивостью и предупредительностью, что делает немалую честь отцам. Мы не нашли, однако же, той же охотливости в них показать нам свою сосудохранительницу, и даже из множества царских грамот показали нам только четыре, из коих две турецкие. Барскому «по случаю» удалось видеть скевофилакию, о достохвальных вещах которой он, однако же, заметил, что «не леть есть писати подробно». Это значит, может быть, и то, что с него взята была клятва молчать о них. Напрасно такая таинственность. Она только способствует к увеличению нелепой молвы о баснословных115 богатствах обители и дает несправедливый повод укорять почтенных предстоятелей братства в недостатке дружелюбия и искренности.

Между делами мы посетили двух митрополитов, Грнгорня и Иоснфа, живущих в монастыре на покое, осмотрели трапезу, расписанную в 1786 году, с Хароном на дверях, грозящим косою лежащему под ногами его иноку, вблизи коего зрится уже и отверстый гроб. Грустное напоминание идущему «утешить» себя воздержнику! Видели Фиал водосвятный, расписанный неизвестно когда «усердием епископа кассандрского Иакова», как замечено вблизи его на стене часовой башни. Всходили на колокольню, построенную в 6936 (1427) году, в 15, а не в 50 саженей вышиною, как напечатано ошибкою у Барского. Входили в темную дохиарню, построенную в 1637 году, с двумя древними мраморными гробницами – остатком бывшего некогда на месте Ватопеда города. На обеих есть надписи в несколько строк с означением летосчисления по эре нехристианской. К сожалению, мне не удалось списать их. Видели монастырскую больницу с церковью, выстроенную иждивением «благоверного царя Алексия московского», и, наконец, красивую церковь Пояса Божией Матери, вновь теперь расписываемую яркою не только красками, но и недостатками кистью.

Посетили мы и гробницу обители за стенами ее в нескольких десятках саженей, расположенную на приморском бугорке. Она тесна, невзрачна и убога – по обычаю Св. Горы, и так же служит хранилищем старых икон, как и иверская. Здесь мы неожиданно встретили соотчича, восьмидесятилетнего старца-киевлянина, удивившего нас своею крепостью сил истинно мужескою, своею строгою жизнью, своим любезным радушием и своими рассказами о дивном спасении своем от неминуемой смерти при падении с высоты пятиярусной. Старец привел кладбище в достойный подражания порядок, разобрав и сложив по отделениям великое множество костей усопших братий. Причем оказалось одних черепов более 22,000. Можно судить теперь о древности Ватопеда.

Мысль о сей древности, предварявшая меня на пути в обитель, сопутствовала мне еще более при выбытии из нее. Преисполненные впечатлений, мы прощались с монастырем – первым если не по имени, то по значению на Св. Горе, – первым даже и в археологическом отношении, хотя и далеко не удовлетворяющим ожиданиям археолога. После св. мощей наибольшая древность Ватопеда суть упомянутые нами выше гробницы дохиарни. По мнению о. арх. Порфирия, одна из них есть языческой, а другая христианской эпохи, и именно начала христианства на Св. Горе, т. е. IV века. Если предположение это считать несомненным, то надобно допустить, что в IV веке на месте Ватопеда