Гелий скрипнул зубами. Не способен? А кто его знает, этогоДему, сукина сына Дему! Гвоздь в сапоге у всего поселка, чирей в неприличномместе, чесотка неизлечимая, стригущий лишай! Гелий один раз сам видел, какбабулька Самохвалова, у которой Дема две осени подряд, тихими темными ночами,выкапывал картошку, ставила в церкви свечку комлем вверх, что означало – напогибель. При этом она пришептывала имя Демы. Грех смертный, на такое пойдешьтолько от великого отчаяния! Но самое обидное, что зря взяла грех на душубабулька – Демину заскорузлую, годами немытую шкуру и серебряной пулей непробьешь, что ему какая-то тоненькая свечечка, пусть даже комлем вверх! К томуже, не пойман – не вор. Подумаешь, видел кто-то Дему на соседней станции,весело торгующего картохой по бросовой цене! Нашелся один смелый – спросил:откуда, мол, дровишки? «Да так, один мужик продать поручил, – отболтался Дема.– Это ж только вы меня за шваль держите, а имеются люди, которые подальше носасвоего видят! И понимают, что лидеру движения «За либеральную Россию» можнодоверить даже судьбу страны, а не только мешок картошки!»

Деминого настоящего имени никто не знал. Дема – это от слова«демократ». Он появился в Приречном с пяток лет назад – седобородый, косматый,нестриженый, невероятно грязный – и поселился в старом пионерлагере. Тут какраз лагерь купили какие-то богатые люди для своей базы отдыха и турнули Дему.Дема же уходить не захотел. Он полагал, что со своими боевыми заслугами передновым обществом вполне может претендовать на тепленькую должность сторожабудущей базы отдыха. Он приволок кучу грязных, мятых, засаленных бумажек сневообразимыми печатями, иные даже на гербовой бумаге. Из них следовало, что вовремена оголтелой демократии данный господин являлся основателем ируководителем движения «За либеральную Россию», основным лозунгом которогобыло: «Россия без русских!» Поговаривали, что среди бумажек имеласьположительная характеристика движения вообще, и Демы в частности, написаннаясамим Сахаровым. Однако даже это «светлое» имя не впечатлило новых хозяевлагеря, и Дему вторично попросили очистить близлежащее мировое пространство.Когда он отказался, вытолкали взашей.

Ну Дема сгинул неведомо куда, а через неделю лагерь в однуночь сгорел дотла. Восстанавливать его никто не стал – овчинка выделки нестоила. Теперь погорелище поросло травой и молоденьким кустарником, а на егообочине Дема соорудил себе из оставшихся нетронутыми огнем досок балаган, вкотором иногда принимал других бомжей. Гелию однажды довелось проходить мимо –как раз во время такого приема. Из балагана неслись сдавленные песенкиВысоцкого, пахло марихуаной, в траве тискалась немолодая парочка, ветромворошило страницы замшелого «Огонька» с портретом печально известного Коротича– словом, налицо был весь инфантильно-демократический набор!

Впрочем, по сути своей Дема был не демократ, а анархист,потому что он не понимал уважения к чужой собственности. Каждый огород, каждыйпогреб, каждый дом был для него свой. Правда, анархизм не простирался настолькодалеко, чтобы шляться Деме по этим огородам, погребам и домам средь бела дня, увсех на глазах. Он выжидал ночи или отлучки хозяев и тогда тащил все, чтопопадалось под руку из еды, откручивал головы птице, безобразно ковырялся наогородах. А может, никаким он не был анархистом, а был просто сволочью,ворюгой, бывшим зеком, у которого тяга к разрушению в крови. А демократия, «Залиберальную Россию», Сахаров и все прочие прибамбасы – исключительно от нашейисконной интеллигентской привычки под всякое, даже самое гнусное, деяниеподвести теоретическую базу.

Того, что Дема сидел, он никогда в жизни не скрывал:все-таки пострадал от коммунистического режима. И хотя он, как Малявка, попалне в то время – опоздал и на Соловки, и на Колыму, и, уж конечно, настроительство Беломорканала, – все же советская милиция пару раз начищала емурыло: нос у Демы и по сю пору был заметно свернут вправо. В точности по егоубеждениям!

Как-то раз Дему почти взяли с поличным. Вообще-то он обладалпоразительной способностью выходить сухим из воды, но тут Валентина ИвановнаКовалева, бывшая учительница Озерной школы, а ныне пенсионерка, маясьбессонницей, выглянула в яркую, лунную ночь в окошко мансарды и увиделаторчавший из картофельных кустов тощий мужской зад, рядом с которым стояла нагрядке немалая корзина. Валентина Ивановна была женщина решительная, даром чтоподступила к своим семидесяти восьми. Она даже не стала будить мужа, а взялаего двуствольную пукалку, которую старикан Ковалев изредка выгуливал на ближнихболотах, пугая выстрелами комаров, сунула в стволы два патрона и вышла накрыльцо. Дему она узнала сразу, но, сдерживая охотничий азарт, кралась поогороду до тех пор, пока не очутилась с ним лицом к лицу, и тогда рявкнула:

– Руки вверх!

Дема медленно разогнулся – и в следующее мгновение ужешвырнул корзину в старушенцию, а сам задал такого стрекача через огород, чтотолько пятки засверкали. Вошедшая в азарт Валентина Ивановна влупила по немудуплетом, Дема метался по грядкам, как слаломист, и ушел-таки. Однако возлезабора обнаружилось несколько кровавых капелек, из чего можно было заключить,что грабитель понес не только ощутимый моральный, но и некоторый физическийурон.

Весть о случившемся мгновенно разнеслась по поселку: ипотому, что пукалка издавала неслабые звуки и разбудила половину спящих, ипотому, что молодежная компания возвращалась с ночных купаний с озера и видела,как улепетывал Дема. Да и сама Валентина Ивановна не скрывала своей доблести.Она даже отнесла заявление насчет ночного грабежа в милицию, чтоб Деме впредьнеповадно было. Однако Малявка порвал бумажку у нее на глазах, сообщив, что онаперешла пределы необходимой обороны, и если Дема не дурак, то подаст встречныйиск по поводу своих ран, и тогда еще неизвестно, кто окажется в узилище.

Валентина Ивановна была женщина интеллигентная. А советскомуинтеллигенту, в отличие от российского, ведь что нужно? Чтобы все хорошо былоне только в его личной квартире, на участке, в фирме, в компании, а непременнов мировом масштабе! «Если я отступлюсь, кто остановит Дему?» – подумалагероическая женщина и отнесла в милицию второе заявление. Малявка мученическизавел свои маленькие глазки, но рвать его не стал.

А вскоре Валентину Ивановну остановил невдалеке от продмагаогромный мужик с внешностью питекантропа-олигофрена и спросил, как пройти накладбище.

Она объяснила – вежливо и подробно.

– Это хорошо, что ты знаешь дорогу, – ухмыльнулся мужик, и вего ощерившейся пасти тускло блеснуло золото. – А дедок твой тоже знает?

– Что вы имеете в виду? – насторожилась Валентина Ивановна.

– Сама прикинь, – загадочно сказал мужик и неторопливоотошел к магазину, где на доисторических бетонных плитах его поджидал… Дема.