с гордостью пишут, что шведы потеряли тогда 43 шнека!), потребовали меньшего или заметно меньшего объема. Иных известий о походах и битвах не столь крупных множество, на каждое истрачено всего лишь по 3–6 строк. Следовательно, Новгород придавал боевому успеху на Неве значительную ценность и — преувеличивая потери шведов или нет — был уверен, что неприятель лишился множества бойцов.

За эту победу русские расплатились жизнями двух десятков своих бойцов, в том числе пяти заметных людей, видимо, принадлежащих к боярским или богатым купеческим родам. Это, во-первых, уже упоминавшийся Ратмир, приближенный Александра Ярославича, а также четверо новгородцев: «Костянтин Луготиниц, Гюрята Пинещинич, Намест Дрочило, Нездылов сын Кожевника»[67].

Новгородцы объясняли скорое одоление врага заступничеством высших сил: еще Пелгусий рассказывал о своем видении — святые мученики Борис и Глеб плыли в ладье на помощь «сроднику своему» Александру. А после боя множество неприятельских трупов обнаружили в месте, где вроде бы не было сечи. И гибель шведов составители Жития приписали ангельскому воинству.

Господин Великий Новгород видел в этой победе крупный военный успех. От XV(!) столетия сохранился синодик (список) храма святых Бориса и Глеба в Плотниках для поминания воинов, погибших в разных боях, в том числе и тех, кто пал «…на Неве от немец при великом князе Александре Ярославиче»[68].

Победа принесла Александру Ярославичу громкую славу. Этот успех, скорее всего, и добавил к имени князя почетное прозвище Невский[69]. Что же касается основного значения битвы, тот вот образец правильного понимания: «Под предводительством Александра новгородцы одержали победу над шведским войском, надолго заставив шведов себя бояться»[70]. Именно так: шведское стремление на восток затормозилось. Затрещина, полученная в 1240 году, напоминала о возможных последствиях очередной атаки на новгородские земли.

Ссора с новгородцами

В том же году Александр, поссорившись с новгородцами, покинул город. Новгородская летопись содержит лаконичный рассказ об этом событии: «В то же лето тое же зимы выиде князь Олександр из Новагорода к отцу в Переяславль с матерью и с женою… роспревься с новгородци»[71].

В чем причина ссоры, знает один Бог. Историкам остается лишь строить догадки. Одни говорят: новая большая война требовала денег, а новгородская госпо́да замкнула кошельки, вот князь от нее и ушел. Другие утверждают, что Александр Ярославич собрался давить пронемецкую партию во Пскове, однако Новгород не поддержал князя в его устремлении. Всё возможно! Думается, осторожнее и разумнее всех высказался на сей счет академик М. Н. Тихомиров: «Бояре боялись усиления княжеской власти, которое было неизбежным при организации борьбы против страшного противника»[72].

Эти слова высвечивают большую проблему организации власти в вечевой республике: Новгороду нужен отличный полководец… которого, словно кондотьера-наемника, можно в мирное время «поставить на полочку». И он там будет тих, смирен, скромен, почти невидим. Но живой настоящий князь Рюрикович, притом князь-победитель, обладающий авторитетом не только среди своих дружинников, но — после битвы на Неве — и в самом городе, конечно, не станет вести себя как овечка в загоне. А потому становится опасным. Точно так же в древнем Карфагене не знали, кого бояться больше: врага или собственных полководцев, успешно этого врага бьющих, но потенциально способных повернуть оружие и против самого Карфагена — с какими-нибудь особенными требованиями. В общем смысле, олигархическая знать не любит войн, поскольку для победы в них требуется призывать героев, а герои неконтролируемы.

Александру Ярославичу пришлось покинуть город с семьей и дружиной. Горожане сказали ему, как говорили многим князьям до него: «Вот тебе, княже, путь чист!» А он ответил им: «Гоните меня? Как понадоблюсь, не зовите!»

По воле отца он занял богатый княжеский стол в Переяславле-Залесском. Конечно, теперь у него не было той власти и того влияния на дела большой политики, как в Новгороде Великом. Но и переяславское княжение — весьма достойное, его в разное время занимали выдающиеся князья Северо-Восточной Руси.

За время отсутствия в Новгороде Александра случилось немало бед. Немцы, получив отряд поддержки у «мужей короля», то есть датчан, перешли в наступление, взяли Изборск, сожгли его и перебили весь гарнизон. Псковская рать, направленная против рыцарей, была разгромлена войском Германа фон Буксгевдена епископа Дерптского. Воевода Гаврила Гориславич погиб, сражаясь, а вместе с ним пало, по русским источникам, 600 псковичей, а по немецким — и того более.

Вскоре вражеское войско осадило и сам Псков. Немцы спалили посад, предали огню окрестные храмы, разорили множество сёл. Посреди города, на берегу реки Великой, стоял Кром — псковский кремль. Его рыцари не сумели взять штурмом.

Но влиятельная пронемецкая партия во главе с неким Твердилой Иванковичем отдала город врагу, разделив с ним власть над богатейшей областью. Твердила Иванкович предложил заключить с немцами союз против Новгорода, дать им заложников и впустить небольшой гарнизон. Измученные осадой псковичи согласились. А те, кто не захотел принять таких условий, бежали с семьями в Новгород.

И вечевая республика очень хорошо почувствовала: события во Пскове создали угрозу для Дома святой Софии.

Одной из причин для победы пронемецкой партии стала нелюбовь псковичей к великому князю Ярославу Всеволодовичу. Его здесь считали опасным врагом, правителем, пытающимся лишить Псков самостоятельности. Многие из псковичей делали ставку на другого князя — Ярослава Владимировича, родственника ливонских немцев, сторонника большой самостоятельности Пскова. Немцы охотно опирались на него, в немецких источниках его называют, на германизированный лад, Герпольтом или Гереславом. Его сестра вышла замуж за брата рижского епископа, да и сам он женился на немке. Ярослав Владимирович, как современный лидер слабой политической партии, борющийся с сильной партией, искал поддержки у другой «сильной партии» — германского рыцарства — и готов был многое ему уступить. Князя когда-то изгнали из Пскова, как изгоняли то и дело неугодных правителей со службы вечевым республикам. Но он прилагал все усилия, чтобы туда вернуться, и находил кое у кого поддержку[73]. Так раздоры между русскими стали причиной торжества иноземцев.

Захватившие Псков немцы были уверены, что их власти более ничто не помешает. Они оставили в городе всего лишь двух рыцарей-братьев с невеликим отрядом. Русско-немецкое правительство Пскова организовало нападения на деревни в новгородских владениях.

Наращивая давление на Новгородчину, немцы взяли городок Тёсов и основали недалеко от побережья Финского залива крепость Копорье. Русские купцы стали жертвами рыцарского разбоя в 30 верстах от Новгорода.

Герои, конечно, неконтролируемы, но они так нужны в час, когда беспощадный враг приставляет нож к твоему горлу. Наступает время забыть о гордости и корысти: жизни бы сберечь.

Новгородская госпо́да, чувствуя смертельную опасность, почла за благо просить великого князя Ярослава о поддержке. Враг у ворот! Забудем о взаимных обидах!