Мобильный Скворцова тоже не отвечал, и Катерина вспомнила,что еще утром Сашка жаловался, что у него вроде стали очень быстро садитьсябатарейки. Они еще обсуждали, какую батарейку лучше купить.

Обсудить-то они обсудили, но телефон вежливым женскимголосом вещал на всех доступных и недоступных пониманию языках, что “абонент неотвечает”, и Катерина поняла, что не знает, что делать дальше.

Конечно, оставалось несколько совсем пожарных вариантов –позвонить Дарье и попросить ее приехать или прислать мужа Митю. Но это совсемдругой конец Москвы, и пока Митя доедет, потом отвезет Катерину, потом вернетсяк себе, как раз рассветет, и можно будет смело выезжать на работу.

Еще можно позвонить Саше Андрееву, он тоже приедет и заберетее, без вопросов. Но тут Катерину останавливали более высокие материи –становиться причиной семейной ссоры ей совсем не хотелось, и так об их связи сАндреевым трубит вся контора. А как еще может расценить нормальная жена звонокот начальницы в воскресенье вечером, после которого любимый муж срывается издома и несется к черту на рога?

Нет, это совсем не годится. Лучше уж ночевать в компаниичкаловского охранника, который еще ничего не подозревает об ожидающем егосчастье. Усмехнувшись, Катерина сунула телефон в карман и затопала понаметенному в тамбур снегу на улицу.

Ветер рванул полы ее щегольской европейской шубенки, годнойтолько для того, чтобы добежать от машины до теплого подъезда, взметнул волосы,обжег холодом глаза. Кое-как Катерина прикурила и спряталась за угол, где хотьне так дуло, и, отворачиваясь от ветра, подумала, что, пожалуй, нужно срочновызывать такси. Бог знает, когда оно придет и сколько это будет стоить – вызови дорога из Чкаловского в Немчиновку, – но других вариантов не намечалось.

Внезапно у мирно дремавших прямо перед ее носом джиповначалось какое-то оживление, зажегся в салонах свет, замигали притушенные фары,кто-то неузнаваемый пробежал в расширявшемся снопе света прямо к самолету, всееще стоявшему на полосе.

Заинтересовавшись происходящим, Катерина выглянула из своегоукрытия и обнаружила, что по летному полю прямо к ней идет Тимофей Кольцов вразвевающемся распахнутом пальто, огромный и черный, похожий на гигантскуюлетучую мышь.

“Интересно, куда он дел своего думца?” – лихорадочноподумала Катерина, задвигаясь обратно в тень.

Она боялась, что он увидит ее, и тогда придется объясняться.А еще хуже – в тысячу раз хуже! – если увидит и даже не повернет в ее сторонуголовы.

Господи, как она его боялась, этого человека! Его низкоготяжелого голоса, его беспощадных и пустых глаз, его чудовищнойпроницательности. В его присутствии ей все время казалось, что с ней не все впорядке, хотелось осмотреть себя – застегнуты ли пуговицы, вымыты ли руки.

Катерина храбрилась только перед другими, наедине с собойона даже вспомнить не могла, что говорила и делала, когда он на нее смотрел.Она отлично понимала, что Тимофей Кольцов скорее всего вообще не подозревает оее существовании, вспоминая только, когда она попадается ему под ноги сочередной программой предвыборных мероприятий, и, следовательно, бояться ейнечего. Ему нет до нее никакого дела.

И все же она чувствовала себя, как, должно быть, чувствовалиприближенные “отца народов” товарища Сталина, которых увозили с инфарктами изего приемной.

Дмитрий Степанович, отец, сказал ей, когда однажды онапожаловалась, что в присутствии Тимофея Кольцова теряет всякое ощущение себя:“Так трястись не просто вредно для дела, но еще и очень унизительно. Всегдалучше вести себя как-то попроще. В рамочках”.

Катерина и хотела бы “в рамочках”, но ничего не могла ссобой поделать.

Но недаром она была свободолюбива и любознательна.

Тимофей Кольцов вызывал в ней эмоции куда более сложные, чемпросто страх. Она мечтала хоть чем-нибудь его зацепить, расшевелить, рассмешитьи посмотреть, что получится, тем более она знала о нем нечто такое, чего незнал никто, и это знание не давало ей покоя. Оно не вписывалось в уже созданнуюи вполне приемлемую схему этого человека, а потому раздражало и без тогочудовищное Катеринино любопытство.

Что его огорчает, кроме смены правительства? Что его радует,кроме кредита МВФ? А может, ни кредит, ни правительственный кризис ничего длянего не значат? О чем он говорит с женой, приезжая по вечерам домой? Что вретей, когда встречается с любовницей? О чем думает в машине, слушая группу“Любэ”?

Сочетание любопытства с паникой, в которую он ее повергал,образовывало странную волнующую смесь, и Катерине не хотелось, чтобы эта смесьлишний раз поднималась со дна души и замутняла разум. Соображать ей требовалоськак никогда хорошо.

Поэтому она бросила недокуренную сигарету и отступила ещеглубже, к самой стене. Пусть бы он уехал. Она вернулась бы в теплый тамбур залаожидания и вызвала наконец такси.

И, конечно, он не уехал.

Он заметил ее, прячущуюся в тени, сразу. И несколько мгновенийколебался, принимая решение. Почему-то Катерина явственно ощутила его колебаниеи момент, когда он это решение принял.

Дверь джипа уже распахнулась ему навстречу, водительпоставил ногу на газ, охрана готова была вскочить во вторую машину, когда ТимофейИльич Кольцов вдруг повернулся в сторону неясной тени, куда не доставалмертвенно-синий свет фонаря, и спросил, не повышая голоса:

– Почему вы не уехали?

– Машина не пришла, – ответила из темноты Катерина. Ейвнезапно стало жарко и страшно. И неудобно перед ребятами из охраны. Бог знаетчто они могли подумать.

Вздохнув, она сделала шаг вперед, оказавшись на свету.Тимофей Ильич пристально на нее смотрел, и она внутренне содрогнулась,испытывая уже хорошо знакомую неловкость – все ли с ней в порядке, не слишкомли покраснел замерзший нос и достаточно ли приличная у нее шуба? И тут же онаразозлилась на себя. Какое ей дело до того, как ее воспринимает великий ТимофейКольцов?! Пусть воспринимает как хочет, это вовсе не ее проблемы.

– Садитесь, я подвезу вас, – монотонно и равнодушно, какбудто выполняя скучную обязанность, велел он.

Она поставила его в неловкое положение, вдруг понялаКатерина с опозданием. Не предложить помощь он не может, раз уж он вообще с нейзаговорил. Отправить охрану везти ее он тоже не может – охрана должнасопровождать его. Но это немыслимо, чтобы он вез ее!

Люди его положения не подвозят из аэропорта девиц,оказавшихся без машины. Ей попадет от Приходченко, от Абдрашидзе, да это простоневозможно, черт возьми!

Нужно быстро и решительно отказаться, приказала себеКатерина.

– Спасибо, Тимофей Ильич, – пробормотала она застывшими отнеловкости губами. – Я доберусь на такси. Спасибо.