— Совершенно верно, — согласился Блад.

— А вы не знаете, что за корабль вы сожгли и потопили икакой осёл им командовал?

— Конечно знаю. Это была «Мария Глориоса», флагманскийкорабль испанского адмирала маркиза Риконете.

— «Мария Глориоса»? — с удивлением переспросил д'Ожерон. —Но ведь вы захватили её в Сан-Доминго и прибыли сюда на ней, когда доставиликорабли с сокровищами.

— Вот именно. Поэтому я и использовал её для небольшойдемонстрации испанской низости и корсарской доблести. Ею командовал Волверстон,а на борту находилось лишь столько человек, сколько требовалось для управлениякораблём и для стрельбы из шести пушек, которыми я решил пожертвовать.

— Боже мой! Вы хотите сказать, что всё это было простойкомедией?

— Сыгранной в основном за дымовой завесой, возникшей вовремя сражения. Она была совершенно непроницаема. Мы организовали её при помощивыстрелов из пушек, заряженных только порохом, а слабый ветерок лишь сослужилнам службу. В разгар инсценированной битвы Волверстон поджёг корабль и подпокровом дымовой завесы перешёл на борт «Арабеллы» вместе со своим экипажем.

— И ваш обман прошёл незамеченным? — воскликнул губернатор.

— Как видите.

— Значит, вы намеренно сожгли этот великолепный испанскийкорабль?

— Да, для пущей убедительности. Можно было бы простообратить его в бегство, но это не произвело бы такого эффекта.

— Но потери! Господи, какие потери!

— Вы ещё недовольны? По-вашему, успеху смелого предприятияможет способствовать скаредность? Взгляните ещё раз на письмо. Ведь это, посути дела, правительственная грамота, разрешающая торговые операции,запрещённые недавним указом. Вы думаете, что её можно было добыть с помощьюкрасивых, слов? Такой способ вы уже попробовали и знаете, что из этого вышло. —И Блад похлопал по плечу низенького губернатора. — Давайте перейдём к делу.Теперь я могу продать вам свои пряности и предупреждаю, что потребую за ниххорошую цену — не меньшую, чем за три испанских корабля.

Более года прошло с тех пор, как Натаниэль Хагторп вместе сПитером Бладом бежал с острова Барбадос. Однако тоска не покидала Хагторпа —достойного джентльмена, ставшего по воле судьбы корсаром, так как его младшийбрат Том по-прежнему томился в неволе.

Оба брата участвовали в мятеже Монмута, попали в плен послебитвы при Седжмуре[71] и были приговорены к повешению. Однако приговоризменили, в результате чего они вместе с другими повстанцами были сосланы наплантации на Барбадос и проданы в рабство жестокому полковнику Бишопу. Но ктому времени, когда Блад организовал побег с острова, Тома Хагторпа уже там небыло.

Однажды на Барбадос с визитом к Бишопу явился полковник сэрДжеймс Корт, представляющий на Невисе[72] губернатора Подветренныхостровов[73]. Сэра Джеймса сопровождала жена — изящная, строптивая и зловреднаяособа, чересчур молодая, чтобы составить подобающую пару пожилому сэру Джеймсу.Вознесённая выгодным браком над людьми своего круга, она столь ревностноохраняла своё положение знатной дамы, что могла бы смутить любую герцогиню.

Очутившись в Вест-Индии, леди Корт с вызывающеймедлительностью привыкала к новым условиям и особое неудовольствие проявляла поповоду отсутствия в её распоряжении белого грума, который сопровождал бы её ввыездах. Ей казалось невозможным, чтобы леди её ранга выезжала бы всопровождении черномазого.

Однако, как она ни возмущалась, Невис не мог предоставить ейникого больше. Хотя здесь находился крупнейший рынок в Вест-Индии, но живойтовар он ввозил только из Африки. Поэтому остров был вычеркнут государственнымсекретарём из списка мест, куда подлежали ссылке осуждённые бунтовщики. ЛедиКорт решила, что дело можно исправить при визите на Барбадос, к несчастью дляТома Хагторпа, её ищущий взгляд с восхищением задержался на его по-юношескигибкой полуобнажённой фигуре, когда он трудился на плантации сахарноготростника. Она запомнила его, и до тех пор не давала покоя сэру Джеймсу, покаон не купил этого раба. Полковник Бишоп оказался сговорчив, так как для неговсе невольники были одинаковыми, а этот парень, будучи слишком молодым, непредставлял на плантациях большой ценности.

Хотя расставание с братом огорчило Ната, всё же онрадовался, что Том сможет избежать бича надсмотрщика. Фортуна довела братьев дотакого отчаянного положения, что, родившись джентльменами, они рассматривалидолжность грума у жены вице-губернатора Невиса как продвижение по службе.Поэтому Нат Хагторп, уверенный в улучшении условий жизни брата, не оченьгоревал о разлуке с ним. Но после побега с Барбадоса мысли о брате, всё ещётомящемся в рабстве, стали причинять ему невыразимые страдания.

Однако надеждам Тома Хагторпа, что его положение улучшится спеременой хозяев, не суждено было оправдаться. Мы только не знаем, какразворачивались события, но, судя по тому, что выяснилось о леди Кортвпоследствии, можно с полным правом предположить, что она тщетно пробовала намиловидном юноше чары своих длинных узких глаз. Короче говоря, повториласьистория Иосифа и жены Потифара[74], в результате чего взбешённая ледиотказалась от своего белого слуги, жалуясь, что он неловок, обладает дурнымиманерами и ведёт себя неподобающим образом.

— Я предупреждал вас, — устало произнёс сэр Джеймс, иботребования его супруги непомерно росли и уже начали утомлять его, — что он порождению джентльмен и, естественно, должен противиться подобной деградации.Лучше было бы оставить его на плантации.

— Ну так можете отправить его туда, — заявила леди Корт. —Мне не нужен этот негодяй.

Таким образом, отстранённый от дела, для которого он былкуплен, Том снова очутился на сахарных плантациях под бичами надсмотрщиков, неменее жестоких, чем у полковника Бишопа, в компании высланных из Англии воров ибандитов.

Конечно, его брат не мог знать об этом, иначе он беспокоилсябы о его судьбе гораздо больше и ещё сильнее жаждал бы освободить его изневоли. Он и так постоянно заговаривал о нём с Питером Бладом.