— Нельзя быть столь нетерпеливым, — отвечал ему капитан,сознавая практическую неосуществимость просьб Ната Хагторпа. — Если бы Невисбыл испанским поселением, тогда бы мы не стали с ним церемониться. Но мы ещё необъявили войну английским судам и владениям. Это полностью бы погубило нашебудущее.

— Будущее? Разве у нас есть будущее?!? — сердился Хагторп. —Ведь мы же вне закона.

— Возможно. Но мы действуем только как враги Испании. Мы неhostis humani generis.[75], и, пока мы не стали таковыми, не следует оставлятьнадежды, что в один прекрасный день наше изгнание закончится. Я не хочурисковать нашим будущим, высаживаясь на Невис с оружием в руках, даже радиспасения твоего брата.

— Значит, он должен томиться там до самой смерти?

— Нет, нет. Я обязательно найду выход. Но мы должны бытьблагоразумными и ждать.

— Чего?

— Случая. Я очень верю в случай. Он никогда не подводил меняи вряд ли подведёт в дальнейшем. Но его не следует торопить. Просто положись нанего, как полагаюсь я, Нат.

Наконец вера Питера Блада была вознаграждена. Случай, накоторый он рассчитывал, неожиданно представился после его удивительногоприключения в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.

Известие о том, что капитан Блад был пойман испанцами ипокончил счёты со своей грешной жизнью на виселице на берегу Сан-Хуана,распространилось со скоростью урагана по всему Карибскому морю — от Эспаньолыдо Мэйна[76]. В каждом испанском поселении праздновали победу над одним изсамых страшных врагов Испании, постоянно препятствующим её хищническимдействиям. По той же причине среди английских и французских колонистов,которые, по крайней мере тайно, всегда поддерживали корсаров, царило скрытоеуныние.

Несомненно, должно было пройти немало времени, прежде чемвыяснится, что корабли с сокровищами, отплывшие из Сан-Хуана под конвоемфлагмана эскадры маркиза Риконете, бросили якорь не в Кадисской бухте[77], а вТортугской гавани и что флагманским кораблём командовал не испанский адмирал, акапитан Блад, в то время как труп его преступного двойника болтался нависелице. Но до того как правда выплывает на свет Божий, Блад со свойственнойему предусмотрительностью решил извлечь все выгоды из авторитетных сообщений оего кончине. Он понимал, что ему нельзя терять время, если он хотелвоспользоваться ослаблением бдительности в Новой Испании. Поэтому капитанвскоре покинул цитадель флибустьеров на Тортуге, намереваясь произвести очереднойрейд на побережье Мэйна.

Блад вышел в море на «Арабелле», но вдоль её ватерлинии[78]красовалась белая широкая полоса, несколько скрадывающая бросающийся в глазакрасный корпус, а на кормовом подзоре виднелась надпись «Мария Моденская»[79],компенсирующая этим ультра-стюартовским названием отчётливо заметное испанскоепроисхождение корабля. С бело-сине-красным вымпелом Соединённого Королевства нагрот-мачте они зашли на Сент-Томас[80] якобы за пищей и водой, а вдействительности для того, чтобы узнать последние новости. Среди этих новостейцентральное место занимало пребывание на Сент-Томасе мистера Джеффри Корта,оказавшееся тем самым случаем, которого с таким нетерпением ожидал НатаниэльХагторп, и на который рассчитывал капитан Блад.

По изумрудной воде, сверкающей под лучами утреннего солнца,скользила лодка с четырьмя неграми-гребцами, лоснящимися от пота. В лодкевосседал мистер Джеффри Корт, самодовольного вида джентльмен в золотистомпарике и нарядном, расшитом серебром камзоле из розово-лиловой тафты.

Когда лодка причалила к высокому борту корабля, мистер Кортподнялся по забортному трапу на палубу, обмахиваясь шляпой с пером и призываянебо в свидетели, что он не в состоянии терпеть эту проклятую жару.Повелительным тоном он потребовал проводить его к капитану этого мерзкогосудна.

Подобные эпитеты являлись всего лишь привычными выражениямимистера Корта. Палуба, на которой он стоял, была надраена до чистоты хлебнойдоски, медные поручни, люковые крышки и блоки блестели, словно золотые, мушкетыв стойке у грот-мачты не могли стоять ровнее и на королевском судне, а всеснасти были уложены с не меньшей аккуратностью, чем туалеты в дамскомгардеробе.

Матросы, прохлаждавшиеся на шкафуте и полубаке, большинствоиз которых было одето только в полотняные рубахи и коленкоровые штаны,наблюдали за надменным джентльменом с неприкрытым весельем, на которое он, посчастью, не обратил внимания.

Негр-стюард проводил Джеффри Корта по тёмному коридору кглавной каюте на корме, поразившей его своими размерами и роскошью. Там, застолом, покрытым белоснежной скатертью и сверкающим хрусталём и серебром,сидели трое мужчин. Один из них, худощавый, высокий, с загорелым ястребинымлицом, обрамлённым локонами чёрного парика, в элегантном чёрном с серебрянымшитьём костюме, поднялся навстречу гостю. Внешность двух других, продолжавшихсидеть, была не столь импозантна, но также привлекала к себе внимание. Это былиштурман Джереми Питт, молодой и изящный блондин, и Натаниэль Хагторп — болеестарший по возрасту, широкий в плечах и мрачный на вид.

Наш джентльмен нисколько не утратил своей надменности,очутившись под пристальным взглядом трёх пар глаз. Тем же самоуверенным тономон осведомился насчёт курса «Марии Моденской», а затем счёл возможным снизойтидо объявлений причины своего любопытства.

— Меня зовут Корт. Джеффри Корт, к вашим услугам, сэр. Янамерен как можно скорее добраться до Невиса, которым управляет мой двоюродныйбрат.

Это заявление явилось сенсацией для всех присутствующих. Увсех троих захватило дух, а Хагторп воскликнул: «Боже мой»! — и так побледнел,что это было заметно, несмотря на то, что он сидел спиной к высоким кормовымокнам. Однако мистер Корт был чересчур занят собственной персоной, чтобыобращать внимание на других.

— Я — кузен сэра Джеймса Корта, который представляет наНевисе губернатора Подветренных островов. Вы, разумеется, слышали о нём.

— Конечно, — подтвердил Блад.

Хагторп больше не мог терпеть.