— Дядь Жень, смотри, как я умею! Правда, здорово?

— Ого! Да ты профи!

— Ха-ха!.. — заливается Аська, а меня зло берёт

— Не понимаю я вашей радости, это же средневековые пыточные орудия. Как там? Испанский сапог, что ли? Только на колёсиках.

— Поначалу у всех такое мнение, но стоит научиться, как начинаешь наслаждаться скоростью.

— Враки всё это. О-о-о-ойй!!!

— Тихо-тихо!..

Мой поперечный шпагат мог быть весьма эффектным и болезненным, если бы не Женя: он удерживает меня, спасибо ему за это. Правда, я всё же успеваю пересчитать затылком все его кубики на прессе, затормозив на самой пикантной выпуклости пониже, отчего он крякает, и резко дёргает меня за подмышки вверх, при этом его ладони, совершенно случайно, разумеется, оказываются на моих грудях. Я взвизгиваю, Женя чертыхается и, в испуге отпускает меня. Я теряю опору и валюсь прямо на него. Он отчаянно балансирует, и мы, как два пьяных эквилибриста, с охами и ахами, пытаемся удержаться на разъезжающихся в разные стороны ногах, истошно цепляясь друг за друга. Жене, к счастью, удается сделать это первому.

Аська, сложившись пополам, угорает над нами до слёз, и, как выясняется, не одна она. Толпу мы собрали изрядную, кто-то даже хлопал.

— Улыбнитесь, нас снимают! — шутит Евгений, ставя меня, наконец, в вертикальное положение. — Завтра наверняка это будет в топе под заголовком «Брачный танец взбесившихся журавлей».

— Скорее уж «Камасутра на роликах».

Евгений ржёт, как конь, притянув меня к себе и крепко удерживая за талию, а я едва могу дышать, и то, через раз.

— Ну, всё, с меня хватит, — говорю, сдувая растрёпанные волосы с потного лица. — Я уже насладилась скоростью достаточно. Теперь везите меня вон до той лавочки и там бросайте, дальше сами развлекайтесь.

С невероятным облегчением усаживаюсь на лавку.

— Мои бедные ножки… Никогда больше, ни за что… — причитаю я, освобождаясь от роликов — этих орудий пыток. Разминаю ступни, потом пытаюсь навести порядок на голове. Резинку я потеряла, и теперь волосы космами торчат в разные стороны. Сумку мы, конечно, оставили в раздевалке, так что даже расчески нет. Я пятернёй сгребаю пряди и кое-как заплетаю косу.

Понесла меня нелёгкая на этот ринк! Но сегодня немного пасмурно, и мы не пошли на пляж. Когда же выдумывали, чем заняться, Аська ткнула наугад пальцем в путеводитель, и сказала: «Вот сюда!» Я, было, возразила, что не умею кататься на роликах, но Евгений уверил меня, что я быстро научусь и войду во вкус. Наивный! Ну, или я наивная, что повелась на это.

— Тёть Лин, мы дотудова! — орёт мне Аська, а я машу им рукой.

— Только аккуратней!

— Не беспокойся, я за ней присмотрю.

Да, я достаточно доверяю Евгению, чтобы оставить на него племяшку, и всё же, как я могу не беспокоиться? Уже пять дней прошло, а от Нисар ни слуху, ни духу. У меня номер только на неделю снят — всего два дня осталось. Что делать, если сестра не объявится? Продлить проживание я не смогу — денег и так впритык. Пусть Нисар и внесла на мой счёт довольно крупную сумму, но здесь всё очень дорого, купюры летят со скоростью звука. А надо будет еще и билеты обратно покупать, и теперь, возможно, уже на двоих.

Была мысль позвонить тёте Роксане, но как объясняться с ней? В курсе ли она дел дочери, или нет? Что можно говорить, а чего нельзя? Куда же ты пропала, Нисар? Ладно бы одну меня подвела, но со мной же Аська! Ты не можешь с ней так поступать.

Я морщусь. Пить хочется невозможно. И вдруг моё желание исполняется: как по волшебству перед носом материализуется бутылочка минералки — холодная, запотевшая, вся в прозрачных пузырьках и потёках, точь-точь как в телевизионной рекламе. Я невольно облизываю губы и поднимаю глаза: передо мной незнакомец, импозантный мужчина, еще довольно молодой, но уже достаточно зрелый, чем-то смахивающий на Илона Маска — с такой же «пластиковой» улыбкой на лице. Одной рукой он опирается о трость с костяным набалдашником, другой протягивает мне воду.

— Я подумал, что Вам это сейчас необходимо.

Теряюсь, и машинально беру бутылочку.

— Спасибо. Вы телепат?

— Просто благодарный зритель. Пейте, не бойтесь, я купил её только что вон в том автомате.

Собственно, я не боюсь, просто странно как-то. И человек сам странный.

С шипением откручиваю пробку и делаю вожделенный глоток, второй, третий… Ммм… блаженство!

— Видел Ваше выступление. Должен сказать, Вы были великолепны.

— Благодарю. Я долго тренировалась.

Мужчина смеётся, и я вместе с ним. Лицо его меняется — искренний смех идёт ему, но он быстро прерывается, возвращая на место неестественную улыбку.

— Не будите возражать, если я присяду ненадолго, госпожа Загитова?

Садится. А я даже не пытаюсь скрыть удивление.

— Мы разве знакомы?

— Мы нет, но оба знакомы с господином Мансуровым, не так ли?

Я захлёбываюсь и начинаю кашлять. Мужчина хлопает меня по спине, как добрый заботливый папочка.

— Вижу, что так, — удовлетворённо кивает он. — Знаете ли, мы должны были с ним встретиться, но он, почему-то на встречу не явился.

Делаю судорожный вдох, горло дерёт, в глазах слёзы, но мужчина, будто не замечает моего состояния, спокойно продолжает:

— Однако, раз Вы здесь, могу предположить, что и он где-то поблизости. Так вот, передайте Вашему другу, что мы пока терпеливо ждём обещанного. И будем терпеливы еще 24 часа, но не более того. Если он не объявится, наш уговор с ним аннулируется, без перспективы на восстановление, зато с гарантированным взысканием с него возмещения за потраченное нами впустую время. Я ясно выразился?

Он что, смеётся? Впрочем, из этого словесного кружева мой мозг умудряется выцарапать главное: Мансуров где-то здесь, или должен быть здесь, или будет здесь, иначе ему «взыскание с возмещением» прилетит.

— Ну, вот, собственно, и всё, — «Илон Маск» встаёт. — С Вашего позволения, я откланяюсь. Но прежде скажу, что Вы очень красивы, и весьма… ммм… гибки, — не сочтите мои слова за бестактность. И Ваша племянница тоже очаровательная девочка. Берегите её. Оревуар.

Я молчу, у меня горло спазмом сковало, теперь уже от самого настоящего страха. Мне что, только что пригрозили Аськой?

Мужчина поворачивается, и, слегка прихрамывая, идет в сторону набережной, а я так и не могу выдавить из себя ни слова. Аллё, Загитова! Он же сейчас уйдёт, а ты так ничего и не выяснишь? Нельзя, нельзя просто так отпускать его, надо хотя бы узнать, кто он?

Я