было совершенно бесполезно пытаться заставить ее понять, насколько неподходящей была подобная речь для жены президента Республики. Сопротивление моей жены с самого начала раздражало меня, но я утешал себя мыслью о том, что невозможно внушить любой женщине логическую мысль. И хотя во всех отношениях семейной жизни миссис Невербенд – лучшая из женщин, но даже среди женщин она самая нелогичная.

Теперь я осматривал здания в печальном настроении, спрашивая себя, удастся ли когда-нибудь использовать их по назначению. Когда Ассамблея, следуя моему совету, впервые приняла закон о Установленном сроке, на эти здания была выделена большая сумма. Когда энтузиазм угас, люди спрашивали себя, не были ли деньги потрачены зря, и говорили, что для такой маленькой общины колледж был запланирован в абсурдно большом масштабе. И все же я продолжал, наблюдал, как они растут день ото дня, и не жалел ни шиллинга на их совершенствование. В прежние годы я очень преуспел в торговле шерстью и скопил то, что люди называли большим состоянием. В последние два-три года я посвятил значительную часть этого состояния внешнему украшению колледжа, не без многословия со стороны миссис Невербенд.

– Джек останется без наследства, – говорила она, – чтобы все старики и старухи могли быть убиты артистически.

Это и другие замечания подобного рода я была обречена терпеть. Это была часть трудностей, которые я, как великий реформатор, должен был вынести. Но теперь, когда я скорбно шел среди унылых и недостроенных зданий, я не мог не спросить себя, на какую цель были потрачены мои деньги. И я не мог не сказать себе, что, если в ближайшие годы эти здания останутся бесхозными, моя страна будет смотреть на меня как на человека, который напрасно потратил плоды ее молодой энергии. Но я снова вспомнил о Колумбе и Галилее и поклялся, что буду продолжать или погибну в этой попытке все доделать.

Пока эти мучительные мысли будоражили мой разум, ко мне подошел медлительный дряхлый джентльмен и поприветствовал меня как господина президента. Он приветливо протянул мне руку и заметил, что, похоже, пройдет еще много времени, прежде чем колледж примет кого-нибудь из своих обитателей. Это был мистер Грейбоди, куратор, которого специально назначили занять одну из резиденций, присматривать за территорией и вести бухгалтерию заведения. Мы с Грейбоди приехали в Британулу молодыми людьми, и если я преуспел во всех своих делах, то он, к сожалению, потерпел неудачу. Он был моего же возраста, как и его жена. Но под влиянием несчастий они оба стали неестественно старыми, и в конце концов остались разоренными и отчаявшимися, без единого шиллинга, на который можно было бы рассчитывать. Я всегда был искренним другом Грейбоди, хотя он и был человеком, с которым очень трудно подружиться. В большинстве вопросов он думал так же, как и я, если вообще можно сказать, что он думал. Во всяком случае, он соглашался со мной по поводу Установленного срока, говоря, как было бы хорошо, если его самого можно было бы сдать на хранение в пятьдесят восемь лет, и всегда заявлял, каким благословенным должно быть это время, когда оно наступит для него и его старой жены. Я не думаю, что он когда-либо обращал особое внимание на принцип, который я имел в виду. У него не было никаких великих идей относительно неразумности и слабости человеческой жизни, когда она затягивается сверх положенных пределов. Он только чувствовал, что хорошо бы сдаться, и что если он это сделает, то и других можно будет заставить это сделать. Как только в колледже была построена резиденция, я попросил его занять ее; и вот он жил там, он и его жена вместе с прислугой, и получал свою зарплату как куратор в течение последних трех лет. Я подумал, что это было бы самое подходящее место для него. Обычно он был меланхоличен, удручен и подавлен, но он всегда был рад меня видеть, и я привык часто бывать в колледже, чтобы найти сочувствующую душу, с которой можно было бы поговорить о будущем заведения.

– Ну, Грейбоди, – сказал я, – полагаю, мы практически готовы к приему первого посетителя.

– О да, мы всегда готовы, но только первый посетитель еще не готов.

В последние месяцы я мало говорил с ним о Красвеллере. Раньше его имя постоянно звучало во всех моих разговорах с Грейбоди, но в последнее время я говорил с ним в более общем смысле.

– Вы еще не можете сказать, когда это случится, мистер президент? А то у нас тут скучновато.

Он знал так же хорошо, как и я, день и год рождения Красвеллера. Я намеревался поговорить с ним о Красвеллере, но мне хотелось, чтобы имя нашего друга прозвучало от него первым.

– Полагаю, это будет где-то в середине зимы, – сказал я.

– О, я не знал, думал что все отложили.

– Как такое можно отложить? Когда годы идут вперед, невозможно замедлить их шаг. Если бы можно было отсрочить подобное, я сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудь найдем время для прихода наших жителей. Нет, Грейбоди, отсрочки не может быть в пределах Установленного срока.

– Его можно было бы сделать шестьдесят девять или семьдесят лет, – сказал он.

– Изначально, несомненно. Но мудрость Ассамблеи решила все вопросы. Ассамблея объявила, что все жители Британулы, оставшиеся в живых в шестьдесят семь лет, в этот день должны быть приняты в Колледж. У тебя самого, я думаю, есть еще десять лет, и тебе недолго осталось проводить их здесь в одиночестве.

– Признаться, я устал быть здесь совсем один. Миссис Грейбоди говорит, что не сможет выдержать еще двенадцать месяцев. Наша служанка уведомила нас об уходе, и она девятая за год. И они сюда не вернуться, потому что, говорят, они будут чувствовать запах мертвых тел.

– Чушь! – гневно воскликнул я. – Чушь! Тело испарится в воздухе, не оставив следа ни для глаз, ни для носа.

– Они все говорят, что когда вы испытывали печи, там пахло горелой свининой.

Сейчас для дела кремации были предприняты большие усилия; получив из Европы и Штатов все лучшие машины для этой цели, я привез четырех огромных свиней, чтобы система могла быть честно испытана, и я откормил их для этой цели, так как старики не бывают обычно очень тучными. Всех их мы уничтожили в печи одновременно, и четыре тела испарились до своих первоначальных атомов, не оставив после себя ни малейшего следа, по которому можно было бы распознать хоть что-то о них. Но люк в некоторых дымоходах был случайно оставлен открытым, либо по ошибке,