– Помню! – проснулся парень. – Вас допрашивали на днях!

– Ну да, – говорю, – и Петровича тоже.

– Отпустите Петровича! – заныл Толстый.

Я коротко глянула на него, чтобы замолчал, но тут вмешался Толик:

– Мы знаем, что следующее нападение будет в лесу!

– Откуда? – нехорошо спросили оба сразу. Я прям загривком почувствовала, как нехорошо.

– Мы тут изучали городские легенды, – вмешалась я. – И вот как интересно получилось: карта убийств совпадает…

– …с поездом скелетов! – выдал Толик.

Белобрысый затравленно взглянул на пацана, потом на меня. «Вы издеваетесь?» – было написано на его лице.

– Вы видели убийство на заводе? – спросил дежурный.

– Нет, вы не так поняли!

– Видели или нет?

– Нет, только у лагеря. И ещё в магазине, – ляпнула и сама испугалась. Мои синхронно вытаращились на меня огромными глазами. Говорят, о таких вещах лучше не умалчивать, да и камеры меня засекли, и всё равно как-то неуютно. Так, теперь я в глазах детей и полиции та, кто видел минимум два происшествия, причём задержана и допрошена только по одному… А ещё я заезжала в Дом после первого убийства старушки… И говорю, что знаю, где случится очередное!..

– И вас допрашивали по обоим?

– Нет, только после озера.

Дежурный и белобрысый переглянулись. Мои притихли, а я лихорадочно соображала, что теперь будет.

– Вы с детьми свободны… – это он Иванычу. – А вы идёмте, – он посмотрел на меня.

* * *

…Допрашивали меня долго.

Белобрысый записывал за мной, строчил по бумаге, иногда бросая красноречивые взгляды типа «помедленнее, я записываю». Когда он наконец велел расписаться, я думала, что прошло уже сто часов, и радовалась, что наконец-то отпустят, но нет.

– Я отойду, посидите немного, – вышел он, закрыл дверь и щёлкнул замком с той стороны.

Кабинетик был тесный и угрюмый. Я сидела где оставили, рассматривала облупленный потолок и думала почему-то о медведе. Когда у людей суматоха и адище, о животных легко забыть. Надеюсь, его там хотя бы покормят.

Штукатурка на потолке напоминала облака, слоника и бабку в платочке.

За стенкой у кого-то орал телевизор: судя по воплям и выстрелам, в полиции смотрели детективный сериал. Неужели им в жизни этого не хватает? Да я тут и получаса не провела, а уже сходила с ума. Наверное, никогда в моей жизни время не тянулось так долго. Ну, разве что в школьные годы.

И ещё было страшно. Казалось: начнётся война, и меня здесь забудут. Да чего там начнётся – она уже! В любой момент может случиться пожар, здание обрушится… Я всегда с опаской смотрю на эти недостроенные блочные многоэтажки: кажется, что ткнёшь пальцем – и блоки посыплются как домино. Знаю, что глупо, а всё равно страшно. Случись что, я не смогу отсюда выбраться. Здесь даже раковины нет! Умирать я буду недолго без воды, зато в грязище и с облупленной штукатуркой. Я буду умирать, а все – гоняться за призрачным поездом убийц…

Убийц! Которые сидели в тюрьме! Всё-таки отделение полиции правда заставляет задуматься.

Такие истории в городах вроде нашего знает каждый первоклашка. Конечно, где-то он приукрашивает, где-то добавляет скелетиков и криперов, это всё передаётся от одного к другому и приобретает такую форму, что никто уже не догадается, что там было в оригинале. И уж точно не поверит, что это правда. Мы мелкие рассказывали друг другу про поезд убийц, Сашкина группа лет десять назад говорила уже о поезде скелетов, не подозревая, что то и другое правда. А у Иваныча в рассказе про тени тоже был поезд!

Тени разрушили тюрьму, но не освободились: люди переловили их, посадили в поезд и повезли далеко-далеко. Тогда тени разрушили поезд и уже хотели улететь прочь, в свою страну теней. Но человек, который их сопровождал, решил им помешать. Он взял пистолет и стрелял, стрелял… Но разве можно убить тени? Они улетели прочь, а этот остался и сам стал тенью. Так и живёт среди людей. Но тени затаили на него зло и однажды вернутся, чтобы отомстить…

Непонятно? Вот и мне не очень, пока не сложишь в одно все эти истории и не припомнишь старый абзац из истории города, совсем коротенький, про крушение поезда…

Это было ещё в пятидесятых. Тогда, где-то не слишком далеко от нашего города, стояла тюрьма, да не какая попало, а строгого режима, куда отправляют только самых опасных преступников. И как-то случилось, что там обрушилась внешняя стена. Рассказывают всякое: от бунта с перестрелкой до разорвавшегося в фундаменте снаряда – эха войны. Наиболее вероятное из того, что я слышала: ошибка при постройке. Стояла паршивенько возведённая стена – да и рухнула, поубивав кучу народу.

Но разбежаться выжившим не дали: погрузили в поезд и повезли в другую тюрьму. Маршрут шёл через наш город, которого и не было ещё как города. Поезд шёл без остановок, конечно, и сошёл с рельсов где-то в Ежином лесу, он был тогда в несколько раз больше нынешнего. Куча народу погибла сразу, остальных, кто выжил, расстреляла охрана.

Вот тебе и поезд мертвецов, и поезд убийц, и тени, о которых говорил Иваныч. Тени, которые вышли на волю дважды: в первый раз на территории тюрьмы, второй – при крушении…

* * *

Дверь кабинета приоткрылась, вышел белобрысый, звеня ключами.

– До свидания, Ляля Евгеньевна. – Он это сказал с таким видом, будто я сейчас брошусь ему на шею и буду осыпать словами благодарности. А я спросила:

– А Петрович?

– Так отпустили давно!

Я выскочила радостная и ошалевшая. Мои ещё паслись во дворе – спасибо, что молча. Сашка заметила меня первой и повисла на шее:

– Ляльевгеньна, наконец-то! – Весила она поменьше меня, но мне хватило, чтобы спина предательски хрустнула.

Мальчишки тоже обрадовались:

– Страшно было?

– А про лес и Петровича что сказали?

– Сказали, что она не жалеет стариков и детей, – ворчал Иванович. – Надеюсь, с тебя хватит приключений и мы поедем домой? В лесу никому ничего не сделается!

– Петровича освободили раньше, – говорю. – А мы едем в библиотеку.

Иваныч взвыл и выругался на весь двор. Толстый с Владиком поспешно покатили его к машине, пока кого-нибудь из нас опять не задержали.

– Зачем тебе библиотека – у тебя Интернет есть! – не сдавался Иваныч. – Сколько можно издеваться над пожилым человеком?!

– Я слышу слова человека, который называет компьютер шайтан-машиной?! Валерий Иваныч, я вас не узнаю! Вы вроде были за любой кипеж, кроме голодовки!

– Устал. И жить хочу.

Чёрт! Разницу в возрасте надо учитывать. Это нам, кабанам, всё нипочём…