друга «творческих» лозунгов. Вместо терпеливой работы с беспартийными из других писательских организаций были выдвинуты положения: «Кто не с нами, тот против нас», «Союзник или враг», — практическое осуществление которых отталкивало сплошь и рядом тех самых писателей, в сознании которых уже произошел поворот в сторону советской власти. Вместо будничной работы по воспитанию был организован крикливый призыв ударников в литературу.

Руководители РАПП все свои силы и все свое рвение перенесли на борьбу против групп и отдельных писателей, сопротивляющихся их действиям. Они стали прибегать к травле, шельмованию, добиваясь не только литературной дискредитации, но порой и политического уничтожения противника.

В число мишеней необъективной рапповской критики попал и Федор Васильевич Гладков.

К власти он не стремился, и «группироваться» с людьми по принципу — ты меня поддержи, а я тебя — он не умел. Свое отрицательное отношение к наметившимся ошибочным и даже вредным тенденциям в рапповской литературной политике он не скрывал.

Его стали критиковать не только за ошибки, свойственные «Кузнице». «Цемент», гордость писателя, начали третировать как внелитературное произведение. Каждое новое выступление Федора Васильевича неизменно встречалось недоброжелательно. Кажется, его перу принадлежал первый очерк о сельскохозяйственных коммунах — рапповская критика разругала очерк. Он написал повесть на колхозную тему — «Новая земля», — его, коммуниста, объявили чуть ли не классовым врагом.

К тому же некоторые лица из напостовского кружка были великими мастерами дискредитирующей, уничтожающей кулуарной «критики» («трепа», как тогда выражались). Федор Васильевич знал и о ней и, мнительный, ранимый, придавал ей слишком большое значение, сердился, негодовал и выбивался из творческой формы.

Дело не в том, конечно, что произведения Гладкова подвергались строгому разбору и строгой оценке как художественные произведения. Как все писатели, он был весьма чувствителен к эстетической репутации всего того, что выходило из-под его пера. Но в Гладкове было достаточно такта, чтобы те или иные литературно-художественные суждения о своих произведениях переживать про себя, делясь переживаемым лишь с близкими. Однако отрицание всяких литературных достоинств, да еще и политическое шельмование он, как писатель и как коммунист, терпеть не мог.

Федор Васильевич не был оратором, трибуном. Ему приходилось, конечно, выступать, но он или читал свои речи, или говорил тихо и неэффектно. Он не был приспособлен для острых схваток на больших собраниях, для словесных турниров, не умел быстро реагировать на настроения зала и на реплики. Записных же ораторов, заменявших литературную работу речами или же добивавшихся положения при помощи речей, он просто презирал. Но уклоняться от боя он не хотел. Он выступал против РАПП и в печати и на собраниях. В маленькой сатирической трилогии, особенно в рассказах «Вдохновенный гусь» и «Головоногий человек», он вывел героев, аналогичных некоторым рапповским деятелям. Было ли это сделано сознательно или так получилось — не знаю, но сладости во взаимоотношениях с РАПП они ему не прибавили[21].

Можно себе представить, с какой радостью встретил Федор Васильевич постановление ЦК ВКП(б) о ликвидации РАПП (23 апреля 1932 г.). Он отлично разбирался в общем политическом и культурном значении этого постановления и принял его как подарок себе лично, как проявление заботы партии о развитии советской литературы. Гладков в это время уже подолгу живал на Днепрострое — он писал «Энергию» и страстно хотел, чтобы литературное его детище, которому еще только предстояло родиться, было встречено без злопыхательства, без предвзятых мнений, не имеющих никакого касательства к внутренней ценности произведения.

Радость Гладкова выражала настроения, царившие среди всей писательской общественности. Кроме небольшой группы обиженных сектантов и групповщиков, ее разделяли все.

Постановление ЦК было мудрым, назревшим и необходимым.

В Оргкомитете Союза писателей к Федору Васильевичу относились очень уважительно, иногда даже подчеркнуто уважительно, и его творческое самочувствие явно повысилось.

В конце октября 1932 года был созван первый пленум Оргкомитета. Пленум приобрел очень большое значение. В первый раз в одном зале собрались все писатели страны, в первый раз были сняты разделявшие их средостения организаций, групп, кружков. В первый раз было единодушно провозглашено, что все отряды советских писателей стремятся к единой политической и социальной цели и что дружеское творческое соревнование индивидуальностей и художественных направлений — лучший путь для расцвета литературы и для достижения общего для всех общественного и нравственного идеала.

Значение пленума было подчеркнуто вниманием общественности. Не только литературные органы, но и вся печать, в том числе «Правда» и «Известия», освещали работу пленума очень подробно.

Знание этих обстоятельств нужно для того, чтобы понять выступление Ф. В. Гладкова на пленуме.

Две проблемы, две темы волновали Федора Васильевича: во-первых, организация литературной жизни, во-вторых, поиски художественных средств, необходимых для воспроизведения новой жизни, социалистического строительства, нервом которого была социалистическая индустриализация. Обе эти темы и составили основное содержание речи Гладкова.

Федор Васильевич призывал к объединению на основе политики партии: само решение о ликвидации РАПП он назвал историческим постановлением ЦК нашей партии «о консолидации сил нашей литературы». Основным условием этого в сложившихся исторических условиях он считал преодоление инерции «групповизма».

«Групповизм, — говорил Федор Васильевич, — рождается тогда, когда возникает монополистическая группа, руководящая литературой. Такой монополистической группой являлась налитпостовская группа.

Эта монополизация руководства, эта монополизация в области творческих установок повела к созданию и других группировок, которые в свою очередь неизбежно возникали или в силу самозащиты, или для сохранения творческих особенностей, творческого содружества. Пороки групповизма приводили к крайней замкнутости, выражавшейся в том, что руководящая часть и группировавшиеся около нее критики занимались прежде всего укреплением диктаторского своего положения в литературе...

Для того, чтобы создать здоровую атмосферу в нашей среде, нужно прежде всего бороться с инерцией групповизма»[22], с «автоматизмом групповизма», следы которого Гладков находил в выступлениях многих бывших рапповцев и особенно в работе критики.

В зарубежной буржуазной литературе была выдвинута версия, что социалистический реализм «введен» в советской литературе чуть ли не приказом. Обвинение это весьма наивное, потому что нельзя себе представить, чтобы художественный метод, утвердившийся в истории мирового искусства громадным количеством произведений, мог возникнуть благодаря единоличному приказу, какими бы всевластными возможностями ни обладал издававший его человек.

Основной доклад на первом пленуме Оргкомитета в 1932 году делал автор этих строк. Доклад был написан без «референтов», но тем не менее принципиальные его положения передавали позицию Оргкомитета, а не просто взгляды докладчика.

В нем всемерно подчеркивалось значение социалистического реализма как основного метода советской художественной литературы. Но в то же время об этом методе было сказано: