– Пошли поплаваем, и домой, – сказалРоджер. – Уже становится жарко.

Томас Хадсон смотрел на них с берега. Все четверонеторопливо плыли в зеленой воде, отбрасывая тень на песчаное светлое дно. Емувидно было, как тела устремляются вперед, а тени скользят за ними, чутьсдвинутые преломлением солнечных лучей, как взлетают загорелые руки, врезаютсяв воду и, упираясь ладонями, разгребают ее в стороны и назад, как ритмично бьютпо воде ноги и вскидываются головы, чтобы набрать воздуху в мерно и свободнодышащую грудь. Томас Хадсон стоял и смотрел, как они плывут по ветру, ичувствовал нежность ко всем четверым. Хорошо бы написать их так, думал он,только это очень трудно. Надо будет все-таки попробовать этим летом.

Самому ему лень было идти купаться, но он знал, что надо, ив конце концов пошел, чувствуя, как остуженная бризом вода приятно холодитгорячие от солнца ноги, поднимаясь все выше, к паху, а потом он нырнул в теплуюструю Гольфстрима и поплыл навстречу возвращавшейся четверке. Теперь, когда егоголова была на одном уровне с ними, все выглядело иначе, тем более что онитеперь плыли против ветра и волны захлестывали Эндрю с Дэвидом, которымприходилось делать усилия, чтобы продвигаться вперед. Томасу Хадсону они большене казались четверкой каких-то морских животных. Их движения уже не были таксвободны и красивы; видно было, что младшим мальчикам трудно преодолеватьсопротивление ветра и воды. Может быть, это было не так уж и трудно. Но водауже не казалась их родной стихией, как тогда, когда они плыли от берега.Получались две разные картины, и, может быть, вторая была даже лучше первой.

Все пятеро вышли из воды и направились к дому.

– Вот почему мне больше нравится плавать подводой, – сказал Дэвид. – Не надо заботиться о дыхании.

– Ну и отправляйся после обеда на подводную охоту спапой и с Томми, – сказал ему Эндрю. – А я останусь с мистеромДэвисом.

– Вы разве остаетесь, мистер Дэвис?

– Могу и остаться.

– Если из-за меня, так не нужно, – сказалЭндрю. – Я себе найду сколько угодно занятий. Я просто думал, вы все равнохотите остаться.

– Пожалуй, я останусь, – сказал Роджер. –Полежу, почитаю.

– Вы только ему не поддавайтесь, мистер Дэвис. А товедь он кого угодно околдует.

– Да нет, я в самом деле хочу остаться, – сказалРоджер.

Они все успели переодеться в сухие шорты и собрались нанижней веранде. Джозеф принес миску салата с разной морской живностью, и всемальчики его ели, а Том-младший еще запивал пивом. Томас Хадсон сидел,откинувшись на спинку кресла, а Роджер стоял рядом с шейкером в руке.

– Меня всегда клонит ко сну после еды, – сказалон.

– Без вас будет скучно, мистер Дэвис, – сказалТом-младший. – Может, и мне остаться?

– Оставайся, Том, – сказал Эндрю. – Пустьпапа и Дэвид отправляются вдвоем.

– Не воображай, что я буду играть с тобой вбейсбол, – сказал Том-младший.

– А мне и не нужно, чтобы ты играл. Тут есть одинпаренек, негр, он со мной поиграет.

– Все равно из тебя бейсболиста не получится, –сказал Том-младший. – Ростом не выйдешь.

– Я буду такого роста, как Дик Рудольф и Дик Керр.

– Понятия о них не имею, – сказал Том-младший.

– Скажите мне имя какого-нибудь жокея, – шепнулДэвид Роджеру.

– Эрл Сэнди.

– Ты будешь такого роста, как Эрл Сэнди, – сказалДэвид.

– Слушай, отправляйся ты на свою подводнуюохоту, – сказал Эндрю. – Мы с мистером Дэвисом будем друзьями, какТом и мистер Джойс. Да, мистер Дэвис? И я тогда смогу говорить в школе: «Этобыло в то лето, когда мы с мистером Дэвисом жили на острове в тропиках и писалисвои неприличные рассказы, а мой папа в это время рисовал картины с голымиженщинами, которые вы все видели». Ведь ты же рисуешь голых женщин, папа?

– Случается. Правда, у них довольно темная кожа.

– Вот еще, – сказал Эндрю. – Не все ли равно,какая у них кожа. А Том пусть себе остается при своем мистере Джойсе.

– Ты на эти картины и смотреть не решишься, –сказал ему Дэвид.

– Может быть. Но я себя постепенно приучу.

– Папины этюды обнаженной натуры – пустяк по сравнениюс той главой у мистера Джойса, – сказал Том-младший. – Просто ты ещемалыш, вот тебе и кажется, что в обнаженной натуре есть что-то такое особенное.

– Ну и пусть. А я все равно возьму мистера Дэвиса спапиными иллюстрациями. Кто-то из ребят в школе говорил, что мистер Дэвис пишеточень неприличные рассказы.

– А я тоже возьму мистера Дэвиса. Я старый-престарыйдруг мистера Дэвиса.

– И мистера Пикассо, и мистера Брака, и мистера Миро, имистера Массона, и мистера Паскина, – сказал Томас Хадсон. – Ты всехих знал.

– И мистера Уолдо Пирса, – сказалТом-младший. – Видишь, Энди, тебе со мной не сравняться. Слишком поздноначинаешь. Никак тебе со мной не сравняться. Ты еще сидел в Рочестере и дажееще на свет не родился, а мы с папой уже где только не побывали. Я знал личночуть не всех нынешних знаменитых художников. Многие из них были моими лучшимидрузьями.

– Когда-нибудь должен же я начать, – сказалЭндрю. – Вот я и возьму мистера Дэвиса для начала. Вы можете не писатьнеприличные рассказы, если не хотите, мистер Дэвис. Я сам все буду выдумывать,как Томми выдумывает. Вы мне расскажете какие-нибудь ужасные случаи из своейжизни, а я все изображу так, как будто я при этом был.

– С чего это ты взял, что я выдумываю, – сказалТом-младший. – Папа и мистер Дэвис только мне помогают иногда освежатьчто-то в памяти. А я на самом деле был очевидцем и участником целой эпохи вживописи и литературе и, если нужно, могу хоть сейчас сесть писать мемуары.

– Томми, да ты совсем спятил, – сказалЭндрю. – Думай, что говоришь.

– Не рассказывайте ему ничего, мистер Дэвис, –сказал Том-младший. – Пусть пробивается своими силами, как мы пробивались.

– А ты не лезь, – сказал Эндрю. – Мы смистером Дэвисом разберемся без тебя.

– Папа, расскажи, еще что-нибудь про моихдрузей, – сказал Том-младший. – Я знаю, что они были и что мы с нимивстречались в разных кафе, но мне бы хотелось знать про них поподробнее. Нухотя бы как про мистера Джойса.