Я хорошо знаю порядки психиатрических лечебниц, но вот специально на принудке никогда не был. Может быть, в этом и вера. Она такого огромного срока не заслуживает. И все переделав, и повеситься, и видим. Так, кажется, говорится, но я повторяю, что это только модель высказывания, калька. Что способен человек, он способен годами копить усталость, никак, фактически, не отдыхать. Как это может быть? Я даже представить себе не могу ничего подобного. И вот у человека накапливается ощущение, что достаточно память изгнать и пройдет с ней вместе все.

Сегодня мне и стоит встать пораньше. Я побрился вечером, и никак особенно готовиться не надо. Не забыть захватить лекарство, может быть, в диспансере его и нет, такое бывает. Но перед тем как вставать и собираться, я могу еще немного расслабиться.

Сборник «Традиционная культура Китая» весь посвящен памяти академика Алексеева. Мне не по карману. Выбросили в продажу «Фламенку». Ее разбирают очень охотно и быстро. Книги по русскому говору, исторические словари продаются свободно. Иметь бы побольше денег… Таким образом, усталость до беспамятства является для меня непреодолимой вещью. Но я долго не понимал, что всецело подчинялся ей. Даже теперь мне не представить во всем истинном размере, до каких же пределов распространяется ее власть. И сейчас я ловлю себя на том, что совершаю нечто под влиянием усталости, и мне приходится побыстрее сматываться. Успев до трех переделать дела в диспансере, я делаю необходимые по дому покупки. Поскольку на «Звездной» вермут сегодня дешевый, по два сорок, азербайджанский, у меня в руках оказывается немного денег. Я покупаю два пакетика молока, кажется, Вере оно сегодня не положено. День сегодня выдался как раз темный и пасмурный. В центре так много народа, а на Петроградской нет. Пивное заведение заперто на висячий замок, в розливе бутылку портвейна подешевле сегодня не купишь. Удар ситечком по чайнику, чтобы стряхнуть нифиля, как удар гонга, привлекающий внимание к чаю. Пусть дольше служат обувь и верхняя одежда, и даже то рубище, в котором я хожу дома, залитое чаем и рваное, пусть дольше прослужат, это теперь я так молюсь, прежде чем выпить чая. Мне хочется и из этих, кажущихся в чем-то окончательными, заметок сделать свои выводы. Кажется, я успеваю в этом. Помнишь еще? – «Из всех страстей апатия самая возвышенная страсть, и, в самом деле, нет страсти более возвышенной, чем она…» Беккет. Мое условие, чтобы за деланием выводов мне не надо было уставать от беспокойства, мной принято. Я волен в своем распорядке дня; рыбный суп не успел сегодня приготовить. В такие дни, когда мне надо ездить в город, Вера дает мне всякие поблажки. Сама моет полы, не печатает, только вечером, почти ночью, просит приготовить чая со сливовым джемом и тихонько сидит, читая свою нескончаемую фантастику. Вот и все дела за день, не считая ее работы.

В газетах от двадцать седьмого сообщается о сильном землетрясении в ста километрах от Лимы, имеются разрушения и в других городах, и о подземных толчках в Таджикистане, эпицентр находился на территории Афганистана. Здесь жертв и разрушений нет. Вчера ничего об этом было не слыхать. Вот и польза от газет. Может, прослушал сообщения по радио.

Сильный рыбный дух наполняет квартиру. Как я голоден, если такой неаппетитный запах вызывает чувство голода. Пью «Грузию» помаленьку, но от этого чувство голода не проходит. Сначала рыбку, несмотря на то, что она соленая, нужно обжарить, а потом переложить в кастрюлю с водой. Эти снетки такие крупные. На сковороде все это выглядит примерно как шпроты. На второе есть гарнирная морковка. Моя обязанность утром приготовить свежий чай и собрать что-нибудь Вере пожевать. Сегодня мы просыпаемся поздно, перед двенадцатью часами. День морозный, восемь градусов, и это чувствуется. От голода ли, от холода ли, чешется голова и озноб пробивает. В сводке говорят, что по области ночью будет до двадцати, но в городе поменьше. Потом потеплеет. Сегодня мне выходить не надо, и я думаю, что все эти благие начинания разрушу, как только Верочка уйдет, ей надо к своим. Там она и купит вино на завтра, а ночевать будет у родных. Я остаюсь один, и какой бы вкусный суп ни был, все это по боку. Я не скучаю, делать ничего не хочется, остается ходить, да думать, да подваривать время от времени чай. Когда беломор уже начинает напоминать вкусом лук, я понимаю, что надо поесть. Все делается быстро. Открыть банку с морковью да отварить сосиски – минутное дело. Несмотря на то, что мы проспали все на свете, как будто бы все успеваем. Когда хочется есть, а пище еще надо постоять на огне, а на улице мороз, чай начинаешь приготовлять поминутно. В три я смогу пообедать и покурить. В щель в занавеске вижу, как по улице ходят люди. Ничего особенного не заметно, только дорожки наши, как нарочно, накатанные, скользкие, как каток. Люди ходят осторожно, стараясь не поскользнуться.

Для эпоса: пылевые бури на Северном Кавказе и очень сильные ветры, которые постепенно начинают слабеть, а на Сахалине бушевал циклон и железнодорожные пути расчищают автомашины. Все это далеко от нас. Говорят, что юго-западный и восточный ветра столкнулись где-то над Татарией и там сильный мороз. У нас день был опять солнечный, праздники кончились, Романов уехал. Завтра буду слушать музыку, это малоправдоподобно и заманчиво одновременно. Я поглядел на небо – звезд не видно, небо синее, земля промерзла, повсюду лед, и зимняя красивость, вследствие этого, как-то приелась. Чувствуется холод. За обедом пьем «Агдам» и сразу спим, но кое-что все же я вижу из «Международной панорамы» и слышу по приемнику. Новости различные. Потом из программы «Время» я вижу часть. Вчера показывали пожары в Лос-Анджелесе – последствия урагана, сегодня о стихиях ничего не говорится. Сейчас самый спокойный период моей жизни, мне не приходится напрягаться и делать усилия, наверное поэтому я фиксирую какие-то события, происходящие на других континентах, но это не сплошь. Ночами чая не пил, и у меня появилось новое развлечение. Пока ничего не делаю, хоть эти заметки буду писать, не хочется завернуться совсем с головой. Заходил в гастроном, там появился новый продукт – жидкий концентрированный чай с лимоном и сахаром. Значит, не подойдет. Разлит по баночкам, почти черный на вид, каждая баночка стоит рубль двадцать. Я покупал, что и обычно – хлеб, но на этот товар поглядел с интересом. Верочке Бог послал полкило