зала, стала выливаться на нас, по-прежнему стоящих «на пороге». Разобраться в многообразии матерно выраженного протеста было трудновато, впрочем, если упростить, то, по большому счету, мужики посылали нас… «очень далеко» и одновременно собирались сделать здесь и сейчас то, что должно было случиться с нами в этом «прекрасном далеком».

И тут, придя в себя от неожиданной реакции публики, я вдруг понял, что происходит. А дело было в хоккее! Я не любитель смотреть, как мужики по льду шайбу палками гоняют — не мужское это дело, но вся страна «болела». Хоккей любили и за то, что наши всегда выигрывали. Так и говорили: «Хоккей — положительные эмоции, футбол — отрицательные». Успехи наших хоккеистов активно обсуждались в прессе, в курилках, на рабочих местах… Из обрывков невольно подслушанных бесед в нынешней экстремальной ситуации у меня моментально сложилась полная картина происходящего.

Именно в день нашего концерта проходил принципиальнейший матч нашей сборной с канадскими профессионалами. Наши победили всех, но все — были любителями, как и наши. Оставались еще заокеанские профессионалы, которые с любителями не играли по принципиальным соображениям — чего, дескать, время и здоровье тратить. Канадские профессионалы были образцом, высшим проявлением хоккейного искусства. Таков был миф. Наши бросили вызов профессионалам и «миф развеяли».

Это событие произошло несколько лет назад. Но с того момента (с момента, когда миф развеяли!), принципиальные серии встреч наших хоккеистов с профессионалами проходили каждый год. Встречи показывали по ТВ. И в день трансляции «жизнь в стране замирала» — все мужики сидели дома у телевизоров, рядом с женами, которые вязали, при этом изображая интерес к происходящему на экране. Власти приветствовали коллективный просмотр, ибо это положительно влияло на социальную обстановку: количество преступлений в дни трансляций, как свидетельствовала статистика, существенно уменьшалось, семьи укреплялись, кривая «демографии» резко шла вверх.

Но существовала одна проблема, которую удалось успешно решить, благодаря существованию «железного занавеса»: разница во времени между Канадой и СССР. Прямая трансляция матчей из Канады была возможной только в ночное время. Просмотр телевизора ночью, с последующим обсуждением, бурной реакцией на события, происходящие на хоккейной площадке, срывал отдых трудящихся — страдали и здоровье, и производительность труда. Поэтому матчи транслировались в записи в самое удобное для просмотра время, т. е. — после работы. Мужики дисциплинированно, не отвлекаясь на посещения «пивных», бежали домой «болеть» — в хорошем смысле этого слова. Была еще любопытная подробность, которая усиливала интригу. Хоккей смотреть не интересно, когда знаешь окончательный счет. Этот фактор учитывался на ТВ. Счет не сообщали в новостных передачах весь день. Интрига сохранялась, и удовольствие от просмотра было почти таким же, как при просмотре «вживую».

Как я догадался, художественно-творческий отдел, составляя график концертов, не учел данные серьезные обстоятельства и назначил концерт в мужском общежитии во время коллективного просмотра, ради которого мужики лишили себя приятного времяпрепровождения в пивной! Внезапная болезнь музыкантов лектория, суета водителя, который, сославшись на неотложные дела, вдруг исчез, осветили мероприятие новым светом — это была «подстава»! Конечно, возмутился, высказался, но было поздно. Нужно выкручиваться.

А тут случилась еще одна неприятность. У музыковеда Танечки началась истерика. Побледневшая Оля, проявляя мужество, пыталась ее успокоить. Но та не успокаивалась — ревела «белугой», лопотала о том, что знает, чем это кончится, ибо уже попадала в подобные ситуации — над ней начнут издеваться: высмеивать, показывать всякие глупости. Она не уточняла про глупости, но я догадался — что-то связано с сексом.

Между тем, концерт нужно было начинать. Публика не утихала, угрозы стали приобретать все более и более предметный характер. У ревущей Татьяны косметика потекла ручьем. В этот момент я понял, скорее — почувствовал, что нужно брать дело в свои руки и спокойно, но твердо сказал девушкам:

— Таня не плач, посиди у коменданта. Нет причин для волнений и слез. Я возьму вступительное слово на себя. Не подведу! Оля готовься, скоро будем петь!

Оставив растерявшихся женщин, вышел на сцену. Физиономии разгневанных мужчин были действительно весьма экзотическими и могли напугать. Судя по всему, они все-таки успели посетить пивную. Пиво, чувство своей правоты, желание продемонстрировать патриотизм и бороться за свободу просмотра — кружили голову протестующей публике. Увидев меня, улыбающегося, в концертном костюме они, от неожиданности притихли. В глазах «благодарной публики» мелькнуло любопытство.

Подхватив «одной левой» стоящий у фортепиано стул, спрыгнул со сцены в зал, опустившись на носочки. Получилось почти бесшумно. «Кинув» стул перед собой спинкой к публике и лихо его оседлав, начал «музыковедческое вступление»:

— Мужики, мы пострадала. Женщины нас не понимают. Им хоккей — баловство, им лишь бы по телефону болтать, да дурацкие фильмы смотреть про любовь. Мы с вами взрослые люди, не мальчишки, которые питают по поводу женщин романтические иллюзии. Бабы есть бабы. Вот так выйти, вырвать провод, испортить вечер — это для них нормально.

Но не все так плохо. Мы отомщены. Вот сейчас они там сидят, трепещут, а девушка, которая концерт должна вести, та вообще рыдает — боится!

А теперь мужики серьезно — хоккей будет и завтра и после завтра… Я понимаю, что счет мы не знаем. Хочется посмотреть, чем это кончится. Но, узнаем и счет — по программе «Время» скажут, да и голы покажут! А завтра будет другой матч. Посмотрим. Я их уже сотню видел. А вот сегодня для нас и только для нас впервые в жизни будет петь красивая женщина, — нарядная, с прической. И когда это еще будет? — может быть и никогда! Это другая жизнь, другое времяпрепровождение. Так знать жила в девятнадцатом веке. Сейчас мы вечера проводим у телевизора. А вот в веке в том, не было ни только телевизоров — света не было. Были свечи. Но дорогие. А ночи зимой долгие. Темнота. Люди тянулись друг другу по вечерам. Главное развлечение — игра в карты, «игра стоит свеч», как говорили. Но было еще и другое развлечение. Был салон, в котором не только в карты играли. Здесь устраивали маленькие концерты, на которых под фортепиано или гитару пели романсы — красивые песни на слова русских поэтов. И ситуация была подобно нашей: приходила певица и пела только для них, только один раз. А завтра она уедет, покинет Петербург и останется лучшим воспоминанием — на всю жизнь. Ну и песни были соответствующими — с печалью, но не только. Давайте послушаем. Пусть женщина