– Глупый ты сукин сын, – сказал я. – Глупый ты сукин сын…

В моем родном столетии, том, что под номером двадцать, искусство или ремесло – смотря по обстоятельствам – шпионажа имело в глазах общественности больший престиж, чем морская пехота США или Американская медицинская ассоциация. Отчасти, полагаю, дело было в романтическом эскапизме, связанном с международным напряжением. Но он вышел из-под контроля – как неизбежно бывает со всем, что оставляет след в своем времени. В долгой истории популярных героев, от принцев Ренессанса до бедных юношей, которые честно живут, тяжело работают и женятся на дочерях начальников, человек с капсулой цианида в зубе, очаровательной предательницей в качестве любовницы и невыполнимыми заданиями, в которых секс и насилие символизируют любовь и смерть… так вот, этот человек был особенно популярен в седьмом десятилетии двадцатого века, и вспоминают его с определенной долей ностальгии, как Рождество в средневековой Англии. Он, разумеется, не имел ничего общего с настоящими шпионами. А сегодня они даже скучнее, чем были тогда. Они собирают самые мизерные частицы информации, на какие только могут наложить лапы, и притаскивают их людям, которые скармливают эти частицы обрабатывающей данные машине вместе с тысячами других; таким образом выясняется малозначительный факт, кто-нибудь пишет о нем в незаметном отчете, этот отчет сдают в архив и забывают. Как я уже упоминал, прецедентов межзвездных войн очень мало, а классический шпионаж напрямую связан с военными задачами. Когда это ответвление политики становится практически невозможным из-за логистических проблем, важность подобных задач снижается. Единственные по-настоящему талантливые и важные шпионы сегодня – промышленные. Мужчина, доставивший в руки «Дженерал Моторс» микропленку с чертежами последнего детища «Форда», или девушка, спрятавшая в лифчик информацию о новой коллекции «Диора», – этим шпионам в двадцатом веке внимания почти не уделялось. Теперь же они – единственные настоящие профессионалы. Напряженность в межзвездной коммерции невероятная. Все, что дает тебе преимущество, – новая технология производства, засекреченный график перевозок – может сделаться таким же важным, как некогда Манхэттенский проект. Если у кого-то есть что-то подобное и тебе оно нужно, настоящий шпион стоит своего веса в морской пенке.

Майк Шендон был настоящим шпионом, лучшим из тех, что когда-либо на меня работали. У меня не получается вспоминать о нем, не ощущая некоторого укола зависти. Он был всем, чем я когда-то мечтал стать.

Он был дюйма на два выше меня и фунтов на двадцать пять тяжелее. Глаза у него были цвета свежеотполированного красного дерева, а волосы – чернильно-черные. Он был дьявольски грациозен, обладал до омерзения красивым голосом и всегда идеально одевался. Сын фермеров с планеты-житницы Вава, он отличался неусидчивостью и любовью к дорогим удовольствиям. Он набрался знаний самостоятельно, когда проходил реабилитацию после нескольких антиобщественных деяний. В годы моей юности сказали бы, что он просиживал все свободное время в библиотеке, отбывая срок за кражу в особо крупных размерах. Так больше не говорят, но суть осталась той же. Реабилитация прошла успешно – если судить по тому, что в следующий раз он попался нескоро. Разумеется, у него было множество преимуществ. По правде сказать, их было так много, что меня удивлял сам факт его поимки – хотя Шендон и любил говорить, что рожден приходить вторым. Он был телепатом с почти фотографической памятью. Он был силен, и несгибаем, и умен, и умел пить, а женщины на нем так и висли. Так что, думаю, мой некоторый укол в чем-то оправдан.

Он проработал на меня несколько лет, прежде чем мы познакомились лично. Один из моих вербовщиков нашел его и зачислил в Группу Подготовки Особых Сотрудников компании «Сэндоу Энтерпрайзес» (она же Школа Шпионов). Год спустя Шендон стал вторым в своем классе. А впоследствии хорошо себя проявил в полевых исследованиях, как мы это называем. Его имя постоянно всплывало в секретных отчетах, поэтому однажды я решил с ним поужинать.

Искренность и хорошие манеры – вот и все, что я тогда запомнил. Он был прирожденным аферистом.

Людей-телепатов не так уж много, а полученная с помощью телепатии информация не принимается судами в качестве доказательства. Тем не менее способность эта очевидно ценна.

Но при всей своей ценности Шэндон был проблемой. Сколько бы он ни зарабатывал, тратил он больше.

Лишь спустя много лет после его смерти я узнал о том, что он промышлял шантажом. Но сгубили его заработки на стороне.

Мы знали, что в «СЭ» произошла серьезная утечка данных. Мы не знали, как и где именно она произошла, и на то, чтобы это выяснить, потребовалось почти пять лет. К тому времени «Сэндоу Энтерпрайзес» уже начала шататься.

Мы вычислили его. Это было нелегко и потребовало подключения еще четверых телепатов. Но мы загнали Шендона в угол и привлекли к суду. Я произнес длиннющую свидетельскую речь, его признали виновным и приговорили к очередной реабилитации. После этого я взялся за три заказа на создание планет, чтобы удержать «СЭ» на плаву. Последующие невзгоды мы пережили, но не без серьезных проблем.

…Одной из которых стал побег Шендона из реабилитационного центра. Это случилось через несколько лет после приговора, но слух разошелся быстро. Суд над ним был довольно громким.

Его имя попало в список разыскиваемых преступников. Но Вселенная велика…

Прибыв на Землю, я остановился в приморском местечке неподалеку от орегонского Кус-Бэя. Два или три месяца все шло без сучка, без задоринки – я прилетел, чтобы пронаблюдать за присоединением к нам парочки североамериканских компаний.

Жизнь рядом с водной гладью тонизирует усталую душу. Запахи моря, морские птицы, водоросли, песок – попеременно холодный и теплый, мокрый и сухой, – вкус соли и присутствие волнующейся, плещущей сине-серо-зеленой пенной воды ополаскивают эмоции, промывают мировоззрение, отбеливают совесть. Я гулял рядом с морем каждое утро перед завтраком и каждый вечер перед сном. Если кому-то интересно, звали меня Карлос Палермо. Проведя в этом месте шесть недель, я чувствовал себя чистым и здоровым; а что до присоединения компаний – моя финансовая империя наконец-то восстанавливала равновесие.

Поселился я у маленькой бухты. Дом – белый, оштукатуренный, с красной черепицей и закрытым задним двором – стоял у самой воды. С прибрежной стороны в ограде была черная металлическая калитка, а за ней лежал пляж. С юга высился утес из серого сланца; на севере пляж заканчивался спутанной массой кустов и деревьев. Там было спокойно, и я был спокоен.

Ночь выдалась прохладной – можно даже сказать, зябкой. Крупная убывающая луна клонилась к западу и истекала сиянием в море. Звезды казались особенно яркими. Далеко над волнующейся ширью океана их свет заслоняло скопище из восьми буровых вышек. Плавучий остров время от