Бак говорит:

— Здорово, Гилберт.

— Здорово, Бак.

Заливаю бензин. Бак поддает носком ботинка гравий и говорит:

— Вау.

— В каком смысле «вау»?

— Хм. Не знаю. Просто «вау».

— Погоди-ка, — говорю. Я уже заправился и теперь, открыв пассажирскую дверцу пикапа, достаю арбуз. — Тебе сгодится?

Бак мотает головой.

— Черт.

— Но я… это… пару арбузных семечек однажды проглотил. Фу.

— А, — говорю.

Проверяю уровень масла и слышу характерное «клики-тики» подъехавшего велосипеда.

— Гилберт?

— Что?

Убираю подпорку и с грохотом захлопываю капот. Раздается «бэм». Поворачиваюсь сами знаете к кому.

— Тебя зовут Гилберт. Я помню. Такое не забывается.

Убирает за уши выбившиеся пряди.

— Какое «такое»? — спрашиваю.

Я мог бы сказать, что эта девчонка неинтересна мне с репродуктивной точки зрения, но врать не стану.

— Имя Гилберт не забывается. — Она грызет костяшку пальца.

— Так можно инфекцию подцепить.

— Как «так»?

— Если руку грызть. Пальцы лизать.

— И то верно, — говорит она, не вынимая палец изо рта.

Я мог бы еще сказать, что она неинтересна мне как личность, но опять же врать не стану. Если честно, это самая загадочная штучка в наших краях.

Плачу Баку тринадцать пятьдесят два, и ни центом больше. Он спрашивает, как бегает мой пикап, и я отвечаю: «Резво, как котенок», на что Бак шутливо мяукает. Я вам так скажу: впервые слышу от Бака хоть что-то прикольное.

Бекки, стоя над своим велосипедом, вклинилась между мной и пикапом. Сначала прокатила переднюю шину по черному ограничителю, потом заднюю, и от этого «бинь-бинь, динь-дон, бинга-динга» мне хочется завопить. Поворачиваюсь к Баку и пытаюсь глазами показать, что это не по моей вине. Но Бак стоит себе, пялится на нее, жует язык. Ему такой грохот по душе.

Бекки слегка виляет из стороны в сторону на своем велосипеде. Я трясу головой и сажусь за руль. Включаю радио, давлю на газ, но на выезде она оказывается прямо у меня на пути. Протяжно сигналю, а она поднимает указательный палец, словно говоря: «Минуточку», так что я сворачиваю в «карман». Девчонка на свободном ходу подплывает к моему окну и говорит:

— И еще, напоследок.

— Да?

— В арбузе самое сладкое — внутри. Это на тот случай, если ты выразишь интерес к тому, что у меня внутри.

Она хихикает, как эти дурочки в «Свидание вслепую», запрокидывает голову и заливается хохотом, разинув рот. Я подбираюсь ближе и бросаю быстрый взгляд на ее зубы. Блестящие, ровные, белоснежные. Идеальные. Дьявольщина. Протягиваю руку, распахиваю пассажирскую дверцу и сталкиваю с сиденья арбуз. Он прыгает по направлению к бензоколонке. Я отъезжаю. Смотрю в зеркало заднего вида: Бекки остановилась. Не хихикает, не заливается. Арбуз у ее ног.

Бесподобно.

— Спасибо за помощь, Гилберт.

— Не за что, босс.

— У нас покупатели в особом почете…

— Я тоже так считаю, — говорю.

Чем меньше будет сказано про арбуз, тем лучше. Я надеваю фартук и прикрепляю именную бирку.

— Твоя сестра заходила, — сообщает мистер Лэмсон.

— Надеюсь, Эми?

— Да. Просила передать тебе вот это.

Он протягивает мне белый конверт, и я замечаю, как надежны его руки, как плотно сидит на пальце обручальное кольцо. Мне хочется сказать: «Мистер Лэмсон, вы с женой — единственное известное мне доказательство разумной целесообразности брака», но вместо этого я только бросаю:

— Спасибо.

— Кстати, пока твоя сестра находилась здесь, Арни носу не казал из машины. Я предложил Эми, чтобы он выбрал себе бесплатно любую жевательную резинку или какое-нибудь лакомство. Она вышла и передала ему мое предложение, но он забился под приборную доску — и ни в какую.

— Арни же, — говорю, — не совсем нормальный.

— Раньше он прибегал сюда в твои рабочие часы и ходил за тобой по пятам. А когда наступало время закрытия, плакал. Помнишь, как мы изготовили для него почетный бейджик?

Я киваю. Мистер Лэмсон всегда старается для Арни, как может. Ему и бесплатные лакомства, и экскурсии по магазину, и монетки для автомата, торгующего жвачкой.

— Я что-то не то сделал? — спрашивает мистер Лэмсон. — Чем-нибудь его обидел?

— Нет, сэр. Вы — ни разу.

— Господи, но он даже не согласился зайти в магазин.

— Понимаю. Но вашей вины здесь нет, босс. — Я перехожу на шепот. — Всему виной эти двери с электроприводом в… мм… другом заведении. И ленты транспортера.

— Не может быть… — Какая-то часть мистера Лэмсона только что умерла.

— Но к счастью, в тот универсам ему вход запрещен.

— Что?!

— Ну, не то чтобы совсем запрещен. Там требуют, чтобы он постоянно находился под чьим-нибудь присмотром.

В прошлую субботу он набил себе карманы сластями — доллара на три набрал. Эми пыталась объяснить, что он привык получать угощение бесплатно.

— Арни всегда получает гостинцы бесплатно…

— Я знаю, сэр.

— Он у нас всегда желанный гость! Черт, надо вывесить его портрет вот здесь, рядом с Лэнсом!

На стене, рядом с часами, украшенными логотипом «Чудо-хлеба», висит вставленная в рамочку большая цветная фотография Лэнса Доджа, с его автографом. Лэнс увековечен во всех торговых точках Эндоры. Повсюду сверкает зубами, но не такими красивыми, как у Бекки.

— Твоему брату предоставлена свобода действий! Он может даже вытаскивать призы из коробок с сухими завтраками! Так ему и передай!

— Да он знает. Просто его не оттащить от этих автоматических дверей и транспортеров. А теперь еще и… от аквариума с лобстерами.

— Ну и ладно. Ладно. Чем бы дитя ни тешилось…

Мистер Лэмсон скрывается из виду. Он идет в складское помещение, чтобы немного побыть одному. Мой босс готов мириться со снижением продаж, с почти полным отсутствием покупателей, с пренебрежением толпы. Но отказ Арни от бесплатного угощения ранил его в самое сердце. Когда моему боссу тяжело, он уходит на склад. Когда ему больно, он уходит без звука.

Эми вложила в конверт список покупок на следующие несколько дней. Там две с половиной страницы. И еще приписала: