Удивленно моргая, Аня смотрела на ряд цифр. Это еще чтотакое? Шифр, что ли? Но зачем эти игры в шпионов? И при чем тут собаки, да ещедохлые? Зачем ей останки мертвого пса? Как написано в письме, для собственногоблага? Ну уж это, извините, перебор…

Пропустив строчку с глупым шифром, Аня перескочила надругую, первую в последнем абзаце.

«Прощай, моя девочка, больше не увидимся! Надежды насвидание в загробной жизни у меня нет: нам уготованы разные дороги – меня вотличие от тебя ждет ад. Но не беспокойся обо мне, я договорюсь с самим чертом!

Будь счастлива, внученька! Прости и прощай!

Р.S. Письмо никому не показывай, про собаку не говори ниодной живой душе. Когда найдешь ее, узнаешь, почему».

На этом письмо заканчивалось. Аня еще раз пробежала глазамипоследний абзац, пробормотала: «Прости и прощай», сложила лист, аккуратноразгладила и зачем-то засунула обратно за переплет.

В голове был полный сумбур. На сердце камень. Она не знала,радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, Аня была в полном восторгеоттого, что бабуся оказалась ее настоящей бабусей, с другой – ей было горько,потому что узнала она об этом только сейчас… Еще ей не верилось, что написанноев письме правда, ведь она так привыкла считать себя сироткой – мать с детстватвердила ей, что у нее не осталось ни одного живого родственника. Поумирали,говорила она, кто от пьянства, кто от болезней, кто от старости… И вот теперьоказывается, что у нее куча родных! Есть даже брат с сестрой… С ума сойти, братс сестрой! Она всегда мечтала их иметь! Конечно, Фрося с Денисом ей страшно непонравились, и они приняли ее в штыки, но тогда-то они еще не знали о своемродстве… А теперь они могут подружиться!

А еще у нее появился папа – Эдуард Петрович Новицкий. Ипусть некоторые злые люди утверждают, что он бандит, она все равно будет еголюбить! Да, будет любить за троих: за себя и за его противных детей.

Но сначала она должна узнать всю правду. И чтобы узнать ее,она поедет не к старухе Голицыной, как советовала бабуся, нет, она сразуотправится к Эдуарду Петровичу Новицкому.

К своему отцу.

Эдуард

Эдуард Петрович неспешно прохаживался по своему кабинету. Онтолько что поел, вот и ходил, потому что в каком-то Каринкином журналепрочитал, что после еды нельзя сразу садиться (а тем более ложиться),желательно подвигаться, чтобы пища быстрее переварилась и не превратилась вжир. Глупость, наверное, но Эдуард Петрович вот уже две недели придерживалсяэтого совета – вдруг не глупость, вдруг поможет.

Когда он в шестнадцатый раз пересек кабинет, дверьнеожиданно распахнулась, но в помещение вместо секретаря ворвался некто вкрасном пуховике и шапочке с помпоном.

– Это что еще такое? – рявкнул Эдуард, недовольновоззрившись на незваного гостя.

Нежданный визитер тут же был вышвырнут из кабинета зашкирку, и вместо него на пороге нарисовался привычный Андрюха.

– Эдуард Петрович, – возмущенно забухтел он,оттесняя незнакомца от двери своим мощным плечом. – Тут к вам какая-тоненормальная рвется, говорит, вы захотите с ней встретиться… – Он резкообернулся и цыкнул: – А ну не толкайся!

– Что за ненормальная?

– Не знаю…

– Я Аня! – раздалось из-за Андрюхиногоплеча. – Аня Железнова!

– Аня? – переспросил он, подходя к двери. –Но что ты тут делаешь? А впрочем, не важно… Андрюха, пропусти!

Парень нахмурился, но все же пропустил.

– Здрасте, – выпалила Аня, влетая в кабинет.

Поначалу Эдик не узнал ее – молоденькая девчушка в спортивнойшапчонке, в пуховике и джинсах была ему незнакома, но приглядевшисьповнимательнее к ее лицу: широко распахнутым серым глазам, румяным щечкам,пухлому рту, – он понял, что Аня просто поменяла гардероб. И это,безусловно, пошло ей на пользу – теперь она выглядела на свои двадцать схвостиком, а не на чужие сорок.

– Откуда ты узнала, как меня найти? – немногоудивленно спросил Эдуард.

– Петру Алексеевичу Моисееву позвонила, он сказал…

– Ну проходи… Присаживайся. – Эдуард Петровичуказал рукой на стоящий в углу кабинета кожаный диван. Когда Аня послушно нанего опустилась, он сел рядом и проговорил: – Рассказывай, что привело тебя комне.

– Я хотела спросить… – Аня смешалась, опустилаглаза. – Узнать кое-что…

– Так спрашивай. – Эдуард Петрович приглашающеразвел руки.

– Вы… Вы… – Она судорожно вздохнула, сильнозажмурилась, сжала кулаки и выпалила: – Вы мой отец?

Эдуард растерянно заморгал, не зная, как воспринимать этозаявление – как глупую шутку или как бред сумасшедшей.

– Скажите, это правда? – настаивала Аня. –Правда?

Вульф недоверчиво покосился на зажмурившуюся девушку, шумновдохнул, выдохнул, почесал в затылке, но так и не принял окончательногорешения.

– Эдуард Петрович, почему вы молчите? – в сердцахвыкрикнула Аня, распахивая глаза. – Вы не хотите отвечать?

– Видишь ли, в чем дело… – Он потер кончик носатолстым указательным пальцем. – Я не совсем понимаю… э… с чего ты этовзяла?

– Вы отец мне или нет? – сорвалась она. –Отвечайте!

– Нет… Наверное…

– Наверное? Что же вы точно-то не знаете?

– Да мало ли… – Эдуард поерзал на диване, потомпридвинулся к Ане вплотную и очень серьезно спросил: – Почему ты решила, что ятвой отец?

– Бабуся назвала меня своей внучкой, вот я и решила,что только вы можете…

– Когда она тебя назвала внучкой? – с сомнениемпротянул он.

– Сегодня. Вернее, я не знаю когда, но сегодня…

– Во сне, что ли? Или она явилась к тебе в видетуманного облака?

– Я нашла ее письмо, в книге, которую она всегдачитала…

– Письмо? – Он все еще не верил ей. – Какоееще…

– В нем она назвала меня своей внучкой.

– Где письмо? – деловито осведомился Эдуард.

– Осталось дома! – Аня так разволновалась, чтостукнула кулаком по кожаному подлокотнику дивана. – Но какое это имеетзначение?

– А ты ничего не напутала?

– Нет, я дважды его перечитывала, в письме синим побелому написано, что она моя бабка. Вот я и пришла к вам, чтобы узнатьправду… – Аня возбужденно завозилась. – Вы знали мою мать АлександруЖелезнову?

– Не-е-ет.

– Она работала у вас домработницей. Такая маленькая,кривоногая, с плоским лицом…

– Шурка, что ли? Конечно, я ее помню… А она твоя мать?

– Вот именно!