на руки, покормить, помыть, уложить спать. И так каждый день. И выходные. И снова на работу. И изволь все успевать. Ты же мать.

Успокаивало меня и толкало вперед только одно: если я сама собой не займусь, то никто не займется. Я люблю ребенка и сделаю все, что от меня зависит, чтобы он был счастлив. Но отдать ему саму себя не могу.

Дети для меня никогда не были способом для самореализации, вот что, наверное, самое главное. Я чувствовала свою необходимость и значимость не потому, что у меня есть дети, а потому, что я умею делать нечто профессионально и уверенно и это нужно другим людям. И еще ключевой момент: я всегда понимала, что реализовываться в детях очень неблагоразумно хотя бы потому, что этот процесс конечен: дети вырастут, разъедутся кто куда, и привет, не в ком будет реализовываться. А к тому времени навык жизни для себя будет абсолютно утрачен. Меня такая перспектива не устраивала абсолютно.

Наверное, поэтому, например, я так нервно отреагировала на Мишкину скрипочку. Удивительная история, которую очень любят мои друзья, – про мать-ехидну, которая зарубила на корню робкие желания ребенка. Приходит как-то Мишка из школы домой – было это классе во втором – и восторженно рассказывает, как к ним в класс приходил чудесный скрипач, который звал их в музыкальную школу учиться играть на скрипке. «Мама, давай я пойду играть на скрипке!» – воскликнула жертва музыкальной пропаганды. Я даже подумать не успела, как вскрикнула: «Не-э-эт!» – еще мне не хватало этого пиликанья. А нормальная мать как бы поступила? Взяла бы сына за руку и повела в музыкальную школу, чтобы он недели через две сообразил, что учеба игре на этом дивном инструменте займет у него ближайшие 10 лет, тренироваться придется ежедневно, скрипку он эту возненавидит, а бросить все это дело, «когда уже столько сил всей семьи вложено», ему никто не позволит. Так вот я никогда не была способна на такой вклад своих сил и времени в детей – видимо, как раз потому, что цели у меня были другие – не заслужить звание почетной матери, которая «подняла детей», а достичь успеха в своей собственной жизни. За свой счет, а не за счет детей.

Работа позволяла мне не оставаться в одном лагере с ребенком, не становиться на его уровень, не терять его уважения ко мне как к личности, не превращаться в его няню.

Но сейчас, оглядываясь назад, я все же жалею об одном периоде. Гришке было где-то полгода, я снова вернулась на работу, но вскоре пришлось ее сменить – в первый и, надеюсь, в последний раз на какую-то абсолютно бессмысленную и не стоящую никаких моих усилий. И вот теперь, спустя столько лет, я жалею о том, что не осталась тогда с детьми дома. Потому что это как раз тот случай, когда мои усилия на работе абсолютно не были оценены, приносили мне только страдания и разочарования, и все это терпеть только ради того, чтобы осознавать, что работаю, а не сижу дома, было нелепо.

Упустила ли я что-то в детях, доверив их нашим многочисленным няням? Недолюбила ли? Или наоборот, так сильно по ним скучала за день, что только поэтому с таким удовольствием их тискала, вернувшись домой, и охотно читала перед сном? Удалось ли мне своим примером показать им, что еда и подарки берутся не из воздуха, а зарабатываются трудом обоих их родителей? Или я лишь продемонстрировала, что человек способен на многое, чтобы доконать себя окончательно? Главное – что я сохранила свою психику, снова научилась радоваться жизни и была счастлива, хоть и уставала. А счастливая и не постоянно сидящая рядом мать лучше, чем грустная и подавленная. В этом я уверена.

«Вы вообще договор о материнстве изучали?»

Как детям пришлось играть в мои игры и смотреть мои фильмы

Я никак не готовилась к материнству, никаких специальных книжек по воспитанию детей не читала. Но я четко понимала, что игра – это очень важно, потому что это одна из первых коммуникаций ребенка со мной. И тут уже от меня зависит, сделаю я эту коммуникацию веселой и полезной или упущу этот шанс.

Головой-то я это понимала, но вот трясти погремушкой, приговаривая какую-нибудь прибаутку или напевая веселую песенку, я не могла. Я не актриса и не клоун, у меня нет навыка перевоплощения. А главное – я не хочу притворяться и строить из себя какого-то другого человека, чтобы в момент, когда ребенку погремушка уже будет не интересна, он не удивлялся, а куда делся клоун.

Чтобы вы понимали степень моего непринятия классических детских игрушек: мы очень хотели как-то занять грудного Мишку (да и Гришку потом тоже) в момент, когда он уже накормлен, но спать почему-то не спешит. Для этого предусмотрена гениальная конструкция – мобиль. Под «мелодичную», как утверждают авторы изобретения, музыку ребенок, лежа в кровати, наблюдает за медленно вращающимися подвесными игрушками. Вся разница между мобилями в этих самых игрушках. То ли мы такой мобиль выбрали сами, то ли нам кто-то подарил, но вместо хрюшек, зайцев и летающих слонов у нашего ребенка перед глазами крутились висельники. Ну не буквально, конечно, но прямо подвешенные за шею человечки. И так они гармонично сочетались с «мелодичной» музыкой, что удивительно смешно становилось. Так мы и называли их – висельники. И так я потом о них уже подросшим детям и рассказывала – вот были вы маленькие и любили смотреть на висельников. Позже выяснилось, что некоторые взрослые, услышав от наших детей эту историю, вдруг переставали улыбаться.

Ну хорошо, висельники нас спасли на какое-то время, но с растущими детьми требовалось играть уже по-настоящему. Я не любила ни лепить, ни рисовать, ни клеить. Что же делать? Играть в то, что нравится мне! Гениально, по-моему. То есть мы с мужем решили отнестись к детству наших детей очень эгоистично, воспользоваться моментом и поиграть во все, во что не успели в своем детстве.

Я бы, конечно, развернулась по полной, если бы