Дойдя до нужного дома, он остановился и заглянул за забор.Во дворе царила тишина, но его это не смутило – рассчитывать лишь на случайнуювстречу было бы глупо, а потому вполне можно зайти и поздороваться с людишками.Изумление, смущение, страх, ненависть – Родион последовательно перебрал все, счем ему предстояло столкнуться, и приготовился наслаждаться театром. Но в тотмомент, когда он уже собирался откинуть простенький перекидной крючок калитки,дверь открылась, и на крыльцо вышла девушка, а скорее, девчонка лет шестнадцати– худая, белокожая, с длинными светлыми волосами, закрученными на голове внеопрятный узел. Родиону нравилось считать себя физиономистом, поэтому онвнимательно вгляделся в ее лицо, отметил тонкие губки, остренький носик,невысокий лоб и поставил диагноз: дурочка обыкновенная, фригидная,неуравновешенная. Смущали, правда, большие голубые глаза – взгляд их был далеконе глупым, а каким-то погруженным в себя, хотя смотрела девица на Родиона. Нона это не следовало обращать особого внимания. То, что «глаза – зеркало души»,бред сивой кобылы и не более чем красивая фраза, Копушин с детства знал. Развепо его глазам – глубоко посаженным, какого-то неопределенного серого цвета –можно понять, что за душа скрывается за ними?

– Вы кто? – спросила девушка. – Что вамнужно?

Ага, вот так – без «здрасьте-проходите-не-хотите-ли-чаю» ивсех сопутствующих выражений, которыми пользуются воспитанные люди. Сразу влоб, без затей. «Ну что ж, – подумал довольно Родион, – так дажеинтереснее. И расшевеливать не понадобится». Открыл калитку и прошел во двор.

Ирина недоуменно смотрела на парня, зашедшего такбесцеремонно. В деревне не было принято входить без разрешения, и уж совсемобязательным было постучать в окошко, покричать хозяев – чтобы вся улица знала,кто к кому пришел. А этот… задохлый по-хозяйски калитку открыл, как будтоприходил раньше, а теперь его ждали. «Губы в улыбке кривит», –неодобрительно подумала Ирина, не отдавая себе отчета в том, что так непонравилось ей в улыбке Родиона Копушина и во всем его облике. Вроде парень какпарень, похоже, студент, чем-то на приятеля их соседа похож, только волосытемные, а не светлые, как у того. Но приятель племянника Дарьи Олеговны Ириненравился, хотя она его всего пару раз из-за калитки видела: лицо вроде бысерьезное, а улыбнется – и сразу видно, что на самом деле он веселый. А унезваного гостя наоборот: улыбается, а смотрит серьезно, пристально. Так иуставился!

– Вы кто? – повторила она, спускаясь на однуступеньку ниже и раздумывая, не позвать ли мать или тетю Машу.

– Родион Раскольников, прелестное дитя. – Копушинсделал жест, словно собираясь поцеловать Ирине руку, и она испуганно отдернулаее. – Да вы, моя дорогая, дичитесь? – с преувеличенным удивлениемвскинул брови Родион. – Напрасно. Я с дружескими намерениями.

– Вам маму позвать? – хмуро спросила Ирина.

– Если сами не можете удовлетворить мой искреннийинтерес, тогда зовите, – пожал плечами Родион. – Я всего лишь хотелпоинтересоваться, что с господином Егоровым.

– Мой папа… – растерянно произнесла Ирина, иКопушин мысленно вздохнул: нет, сей объект оказался совершенно неинтересным ипредсказуемым. – Он… его сейчас нет.

– Здоров ли он? – обеспокоенно спросил Родион, судовлетворением наблюдая, как девчонка вцепляется в перила. – Все ли с нимхорошо?

– Нет… то есть… в общем, папу увезли, – выдавилаИрина, желая только, чтобы вышла тетя Маша и избавила ее от общения снеприятным человеком, по-видимому, папиным знакомым.

– Ага, значит, мои показания принесли своиплоды, – грустно покивал головой Копушин. Длинные прямые волосы,обрамлявшие лицо, при каждом кивке падали на щеки, и Родион небрежно встряхивалголовой, чтобы откинуть их. – К сожалению, я не мог сказать неправду, какни симпатичен мне ваш отец.

– Показания? – переспросила Ирина. И неожиданновмиг прозрела.

Копушин, с нетерпением ожидавший, когда же она разревется, снекоторым удивлением заметил, что из бледной девчонка на глазах стала красной –покраснели щеки, шея и даже длинные худые руки. Нижнюю губу она прикусила так,что стали видны мелкие беличьи зубки, а в глазах вспыхнула ярость. Быстрошагнув навстречу Родиону, отчего ему пришлось податься назад, девица прошипела:

– Значит, это вы папу заложили, да? Все из-за вас!

– Милая, остыньте, – высокомерно посоветовалКопушин. – Я всего лишь засвидетельствовал истину, не более.

– А сюда зачем пришли? – Она не сбавляла тона, чтооказалось для Родиона совершенно неожиданным. Поразительно, сколькоагрессии! – Что вам от нас понадобилось?

– Хотел выразить свое сочувствие, узнать, как дела сгосподином Егоровым. Я же вам объяснил!

– Не нужно нам ваше сочувствие! И не притворяйтесь, чтовы нам добра желаете! Все вы врете!

Неожиданно она схватила Копушина за грудки и с силой,удивительной в такой худой и невысокой девчонке, тряхнула его так, что он чутьне грохнулся на землю. В другой момент Родион первым посмеялся бы над такойстычкой, но сейчас ему было не до смеха: мелкая истеричка чуть не порвала егофутболку, одну из самых любимых.

– Сдурела?! – крикнул он, отшатываясь и пытаясьотцепить руки девицы. – Отпусти, я тебе сказал!

Послышался неприятный треск, и по ткани-таки побежаладорожка затяжки.

Девица и впрямь отпустила его, будто послушавшись, но вследующую секунду влепила Родиону такую оплеуху, что у того загудело в ушах.

– Вот тебе! – выкрикнула она, воинственно наступаяна Копушина. – Сейчас еще получишь! Попробуй только к нам снова прийти,понял?!

Ошеломленный ее яростью, Родион выскочил за калитку, нодевица не отставала:

– Уходи отсюда, сказали тебе! Уходи!

Копушин сделал два шага в сторону, но внезапно опомнился. Дакто она такая, чтобы посметь дать пощечину ему, Родиону?! И еще орет, какпомешанная… Нет уж, милая, раз ты начала первая, то получишь по полнойпрограмме, пеняй на себя!

Ирина, налетавшая на незваного гостя, словно наседка,защищающая цыплят, увидела, что парень оборачивается, а на лице его совсем нето выражение, что десять секунд назад. Только что морда была растерянная, дажеобиженная, а сейчас стала… Ирина не могла подобрать слово, но ей стало не посебе. Жестокая, вот какая. И глаза словно ушли еще глубже под брови, такглубоко, что и цвета-то не разобрать. С тихим свистом втянув в себя воздух, ондвинулся на нее, и девочке первый раз за все время разговора с ним сталострашно.

– Молодой человек! – послышался суровый голос, иКопушин остановился.

От соседнего дома к ним быстро шла пожилая женщина – прямая,с жестким, напряженным лицом.

– Молодой человек, что происходит? – властноспросила она, бросив взгляд на Ирину.

Но Копушин после только что пережитого унижения не собиралсясдаваться.