С другой стороны, «прогресс» в распространении болезни был ошеломляющим во многом благодаря стараниям доктора Динга. Если он и проявил изобретательность, то лишь в том, что сделал тиф более вирулентным, тем самым поспособствовав его быстрому распространению! По свидетельству его секретаря Ойгена Когона на Нюрнбергском процессе:

Курьер привез вшей в блок № 46; заключенных отправили туда голыми, они должны были сесть, их приковали цепями, и коробки со вшами были прикреплены к их ногам резинкой. В таком положении они находились в течение двадцати минут. Им также делали уколы с тифом в руки, я лично видел, как их ставили. Эти вши были привезены из Кракова. […] За время моего пребывания в блоке № 46 я видел, как умерло около двадцати человек[34].

Распространение болезни наиболее эффективным способом, то есть путем прямой инъекции или стимулирования передачи, было первым «шагом» в протоколе доктора Динга. Хотя бактерия обычно обитает в крысах и мышах, человеку она передается вшами и клещами, что сделало ее страшной болезнью солдат и, даже сегодня, заключенных. Она характеризуется высокой температурой и бредом, за которым следует состояние оцепенения и прострации. Именно это можно наблюдать при попадании в 46-й блок: десятки людей, ищущих угол, чтобы умереть, сначала оцепеневшие и безучастные, а затем впадающие в агонию. Но на этой стадии они уже не интересуют доктора Динга.

Впервые болезнь описал греческий историк Фукидид: из упомянутых симптомов мы знаем, что эпидемия поразила город Афины во времена Перикла, и он в результате умер, поскольку обычно болезнь приводит к летальному исходу, если не провести быстрое лечение антибиотиками. Во время Второй мировой войны, как и во всех войнах, от тифа умирали не только на фронте, но и в концентрационных лагерях. В Освенциме-Биркенау в августе 1942 года руководство лагеря, ошеломленное масштабами эпидемии среди заключенных и опасаясь, что и они могут пострадать, организовало «отсев», в результате которого за одну ночь уничтожили половину заключенных, то есть более 10 тысяч человек. Именно Шарль Николь в 1909 году в Институте Пастера в Тунисе обнаружил: вши являются переносчиками сыпного тифа. Благодаря этому открытию удалось выделить бактерии и разработать вакцину, за что в 1928 году он был удостоен Нобелевской премии по медицине и физиологии. Однако его вакцину было невозможно производить в больших масштабах.

В 1930 году разработали другую методику. Как бы то ни было, процесс производства в 1940-х годах оставался опасным, и ученые были подвержены риску заражения.

В конце концов, именно изготовление вакцин из оплодотворенных яиц позволило в конце 1930-х годов наладить массовое производство. На момент проведения экспериментов Динга антибиотики были малодоступны, а вакцина Вейгля – еще слишком дорогой для массового производства. Надежда возлагалась на вакцины Кокса, Хаагена и Гильдемайстера, которые могли производиться в больших количествах, но еще не доказали эффективность.

Поэтому в 1941 году, через несколько месяцев после Drang nach Osten – вторжения в Россию, обернувшегося фиаско, – ведущие представители гражданской медицины, военной медицины, лабораторий и промышленности собрались вместе, чтобы найти и организовать решение данной проблемы. Поскольку вермахт не мог самостоятельно справиться с производством вакцины, министр здравоохранения Леонардо Конти, врач и офицер СС, решил созвать 29 декабря 1941 года совещание, где присутствовали господа Райтер, Гильдемайстер, Мруговский и Шольц – все исследователи и врачи, – а также ряд представителей фармацевтической промышленности. Именно тогда было решено: для ускорения процесса эксперименты можно проводить непосредственно на людях. По их мнению, время уходило: солдаты на российском фронте умирали сотнями, и, что еще хуже, некоторые отказывались возвращаться на фронт, если им не ставили вакцины. Этого достаточно, чтобы оправдать эксперименты на людях. Выделили два лагеря – Натсвиллер и Бухенвальд.

Хотя доктор Динг находился в Бухенвальде с 1939 года, в отличие от Менгеле и Рашера, он не был инициатором экспериментов. Тем не менее проводил их с не меньшим рвением, если не со страстью. Крайне скрупулезно он вел журнал экспериментов, который благодаря посредничеству Ойгена Когона не был сожжен до прихода американских войск. Этот уникальный документ оказался бесценным во время судебного процесса и дает представление не только о том, как Динг проводил эксперименты, но и о том, как он относился к задаче, которая оттолкнула бы любого, кто давал клятву Гиппократа: намеренное заражение пациента. Вот выдержка из работы 1943 года, которая ясно показывает: главной целью Динга было не лечение, а заражение[35].

Чтобы найти безопасный способ заражения, были проведены эксперименты с использованием крови больных сыпным тифом. Заражение проводилось следующим образом: предварительные эксперименты С: трем испытуемым вводили по 2 см3 свежей цельной крови внутривенно; двум испытуемым – по 2 см3 свежей цельной крови внутримышечно; двум испытуемым – по 2 см3 свежей цельной крови подкожно; двум испытуемым – скарификацию; двум испытуемым – заражение с помощью скальпеля.

У испытуемых, зараженных внутривенно, развился тяжелый сыпной тиф, и они умерли от острой недостаточности кровообращения. Остальные подопытные не заболели, жаловались лишь на незначительные расстройства и не становились пациентами больницы.

И в заключение, несколькими строками далее:

Следовательно, самым надежным средством заражения человека сыпным тифом является внутривенное введение 2 см3 свежей цельной тифозной крови.

Доктор Динг, штурмбаннфюрер СС

Таким образом, он открыл, что самый быстрый способ убить человека тифом – это ввести инфекцию прямо в кровь, и даже определил наиболее подходящую дозу.

На каждой странице журнала, в каждом отчете – всегда одни и те же выводы, выполненные в сухом и холодном стиле, что делает их еще более пугающими:

5 умерших, 3 контрольных, 1 привитый нормальным Берингом, 1 привитый сильным Берингом; у всех испытуемых был тяжелый тиф; клинические карты всех этих случаев отправлены в Берлин. Среди контрольных испытуемых умерло 4 человека.

За выражением «контрольные испытуемые» скрывались несчастные люди, отобранные для насильственного заражения. Столкнувшись с их страданиями, доктор Динг не смог или не захотел их лечить, зато появилась новая аудитория – высокопоставленные лица из медицинских служб и фармацевтических компаний. В этом заключается еще одна особенность опытов: они являются плодом не отдельных людей, а системы, немецких органов здравоохранения в этот период. Некоторые позже, на Нюрнбергском процессе, признавались, что действовали под давлением, опасаясь репрессий, как, например, профессор Розе из Института Роберта Коха. Выступив против экспериментов на людях в Бухенвальде, подняв этическую проблему и подчеркнув, что эти эксперименты дадут не больше, чем опыты на животных, в итоге принял в них участие, поставив вакцинные штаммы. Это один из редких случаев, когда Гиммлеру не пришлось проявлять инициативу. В своих показаниях Ойген Когон утверждает: он лично видел в 46-м блоке профессоров Мруговского, Розе и Гильдемайстера, присутствовавших на конференции 1941 года. Динг,