и Теодор, передав аркебузу одному из Аркадиев, попросил помощи, после чего его подсадили.

За забором на него смотрел какой-то мужичок, у которого была то ли просто палка, то ли дубинка, и Теодор, сказав — «Привет!» ударил его кулаком в лицо, тут же откинув засов с ворот.

И вовремя! С лаем на вбежавших ромеев накинулось несколько лохматых псов. Теодору они разодрали штанину и кафтан, прежде чем их закололи. На шум, визг и скулеж выбежали мужчины и женщины с разными тяжелыми или острыми предметами в руках, отчего в последовавшей потасовке всё же оказалась пролита кровь — пусть до смертоубийства и не дошло. Защитники лежали на земле, зажимая разбитые носы и несколько на первый взгляд не слишком опасных порезов, а женщины, закрывшись платками, разбежались по дому.

— Вяжите мужчин! — крикнул Лемк возбужденным ромеям и когда это было сделано:

— Аркадии в дом, женщин в одну комнату! Детей туда же. — Стариков? туда же!

— Евстафий и Орест — стойте у ворот, смотрите чтобы никто не влез — кто через забор полезет — колите! Возьмите вилы, удобнее будет.

— Константин — залезь на крышу! Смотри по сторонам и кричи, если опасность увидишь!

— Ищем мешки! Подвал, погреб, ямку… или как она тут называется — хранилище еды. Оружие, золото-серебро-медь, одежда, металлическая посуда — и всё, что покажется ценным, кидайте вот сюда.

Лемку долго не удавалось принять во всем участие, поскольку в последующем грабеже приходилось постоянно контролировать ромеев, потому как постоянно искали его и задавали разнообразные вопросы.

— Куда постельное несешь? Оставь!

— Куры нам не нужны! Яйца тоже не бери!

— Брось подковы, они тяжелые!

Наблюдающие за улицей говорили, что в отдалении собрались мужчины села, но пока держались в отдалении. Они представляли опасность — аркебуза была одна, а если они все начнут хотя бы кидать камни, то отряду было не уйти.

— Ткань? Хорошо! Одеяла режьте, вяжите узлы.

Наконец вырвался и пробежался по дому. Всюду было ещё довольно много интересных и денежных вещиц, вроде свечей и блестящих бронзовых подсвечников.

Для Лемка в целом дом провинциального комита был одним из самых богатых жилищ, что он видел, несмотря на то, что был из столицы империи. Пусть и состоящей из одного города.

Маленькие, но довольно уютные комнаты, наполненные светом и обставленные со своеобразным вкусом. На полу лежали пестрые половики, вдоль стен — широкие лавки со спинками были покрыты домоткаными красными коврами и выложены подушками. В доме было две печки, одна из которых — железная, в самой большой комнате, которую топили только зимой, в остальное время бывшая за украшение. В божнице, перед которой горела лампада, стояли иконы, из-за которых торчали афонские лубочные картинки. По народному поверью, они приносили в дом здоровье и благодать. Вдоль стен стояли и сундуки с отрезами разнообразной ткани, самой дорогой посудой — где обнаружилось несколько фарфоровых сосудов, но куда их… Так и оставили. На стенах висели в позолоченных рамках так называемые ксилографии — гравюре на дереве.

Когда всё было на первый взгляд осмотрено, всё похожее на ценность стащено в кучу, пришло время разговора с самим чорбаджи Борисом.

Не старый ещё мужчина, но с седовласый, начинающий полнеть, но вполне крепкий, потирал освобожденные от веревок руки и заплывший глаз.

Ему Лемк и заявил, что освободит их и не спалит дом всего за 6000 акче. Посмотрев, как у чорбаджи открывается заплывший глаз, добавил, что если он найдет деньги за пару часов, то от суммы можно будет вычесть одну тысячу.

Чорбаджи упорно и всячески уверял, заглядывая Теодору в глаза, что у них ничего нет, максимум, что может найти — это тысячу-полторы.

— Нет нужной суммы? Тогда этих мужчин уведем с собой. А дом спалим.

Чорбаджи угрюмо смотрел на ромеев вообще и Теодора в частности, исподлобья. Впрочем, без всякого эффекта — Лемку его было не жаль.

Была у него на самом деле забрать мужчин, чтобы они помогли унести часть добычи подальше в горы, где её можно было бы припрятать. Что с ними делать потом… там видно будет. Отпустил бы, наверное. Чорбаджи увидел в лице Теодора что-то свое:

— Трябва да си тръгна… — проронил он. — Обещавам, че няма да избягам. Но трябва да не ме следят. (Мне надо отлучиться… Даю слово, что не убегу. Но мне надо, чтобы за мной не следили.)

— Бог с тобой, комит, иди.

Прошло менее часа, когда он принёс довольно большую шкатулку, даже скорее сундучок. Поцарапанный, с обломанной по краям металлической фурнитурой. Принял из рук Минчева — увесистый! Фунтов десять точно будет. Откинув крышку, увидел монеты, действительно акче, или как их ещё называют латиняне — асперы, поменяли владельца.

Они тут были разные — румелийские из Ускуба, силистрийские, измирские. Потертые и новые, обрезанные и вполне целые… Можно было бы придираться, но Теодор и на такое не надеялся!

5000 серебряных акче — это была сумма в несколько раз большая, чем получил бы Лемк на службе за три года! Старшим десятником!

Пришли мысли о том, что им недоплачивают, что слишком за малую сумму их отправляют на смерть

Зимой немного добавили к выплатам и теперь оплата в армии составляла: 18 гроссо, больших денариев, в месяц солдату. 25 декарху. 45 старшему декарху.

5000 монет! Это более сорока золотых анатолийских алтынов или, как их ещё называют, пиастров!

А может у чорбаджи ещё осталось? Нет, нельзя так поступать — остановил Теодор сам себя. Да, наличие таких денег у сельского заправилы сразу показывало, что тут ещё не прошла жадная до чужих богатств армия. Ромеи и присоединившиеся чужеземцы выбили у этого чиновника всё до последней монеты.

Отобрали всё, что казалось ценным и нужным — котел, сыры, копченые колбасы, полендвицы — вяленое мясо, соль, специи, новое, но короткое фитильное ружье с дрянным пороховым мякишем в мешочке вместо нормального пороха…

— Ай-яй-яй! А ведь — а ведь ортодоксам у исмаилитов запрещено иметь оружие! Выходит — мы вас спасаем!…

…косы, топоры, цепы, металлические вилы, ткани, свечи и прочую мелочевку.

Часть погрузили на коней, хоть из-за своих ран и не могли нести много, но получили тоже достойно.

Уходили тем же путем, что и пришли, провожаемые угрюмой семьей Минчевых. Теодор вышел первым, держа аркебузу с зажженым фитилем в руках и тюком за спиной. За ним уже вышли и остальные.