— Будь ты проклят! — заревел Манкузо, побагровев от злости. — Прочь! Прочь из моего лагеря!

— Солдаты, пора нам решить, кто всё же главный среди нас. Помните старый наш имперский принцип? Что вы скажете?

Глава 11

Принцип был прост и предполагал, что, кто лучший рубака — тот и есть лучший полководец. Во многом именно так появились среди ромеев солдаты-императоры, такие как Никифор II Фока «Бледная смерть сарацин», Иоанн Цимисхий и Василий II «Болгаробоец».

— Ты командир!

— Десятник!

— Декарх!

— Протодекарх!

— Ты главный!

— К бесу латинян!

— Тогда девушки, собирайтесь. Вас накормят и отведут домой.

— О нет! — взвыл Манкузо, дав волю своей ярости. — Ты их не получишь!

— Да ладно, десятник, он так-то прав… Вдруг за девками придет кто? Драться со всеми вообще так-то не с руки…

— Заткнитесь, скоты! Это я решаю, что мы будем делать!

— Не горячись! Вместе с ромеями мы сможем обложить данью все поселения вокруг и жить припеваючи! — продолжали уговаривать его люди.

Гастон Манкузо положив руку на рукоять своего меча, с побледневшим от ярости лицом встал перед Теодором, который направился к селянкам.

— Ты их не получишь!

— Люди решили, что я главный. А за неподчинение старшему по званию на войне в империи есть только одно наказание — смерть!

Блеснули клинки, и Теодор с Манкузо под их лязг сошлись в бою.

Люди расширили пространство, чтобы не попасть под стремительные удары поединщиков.

Лемк всё же успел кое-чего поднабраться из своих уроков с испанцами, а потому в индивидуальном бою превосходил обычного солдата, которому едва успели вдолбить хорошо если несколько приемов с холодным оружием.

Лемк не стал изменять себе и тут. Тактика множества уколов в конечности, лицо, горло, пах в конце концов почти привела его к победе, пока он не подставился и более тяжёлым клинком, и очень сильным ударом Манкузо не выбил скьявону из его рук. Но лишь раскрылся для того, чтобы напороться боком на кинжал Теодора в левой руке. Оружие Гастона выпало из ослабевшей руки:

— Проклятый ромей!

Лемк поднял скьявону и уже захотел докончить дело — оставлять этого зверя в человечьем обличье он не собирался. Но угадавший его помыслы сицилиец бросился вниз по склону, кувыркаясь в облаке мелких веточек и прелой листвы, пока не скрылся где-то далеко внизу.

— Шею свернёт.

— Такие не свернут. Аркадий, Евстафий и вот вы двое — идите и проверьте его, если жив — добейте.

Потому после расправы никто не стал оспаривать принцип субординации, на котором Теодор настаивал. Твердое слово, подкрепленное крепко рукой со сталью, было весьма убедительным.

— Вы приняли решение, с кем вы? — спросил Лемк с окровавленным кинжалом у оставшихся латинян.

— Да, мы с тобой! За тебя! Ты главный!

В тот момент люди не питали к нему ни любви, ни большого уважения, ни жалости. Единственным их побуждением идти за ним была алчность.

Девушкам принесли извинения, выдали серебра и отправили домой.

Рыжеусый, угрюмый и злой, выполнял все приказания, и его Лемк назначил своим помощником — такое было первое приказание. Вторым было рассчитаться и поделить имеющееся оружия между всеми, по возможности выдав бывшим контарионам древковое оружие.

Смысл данного первого приказа имел огромное значение. Их отряд с самого начала своего существования превращался в четко организованное армейское соединение с чёткой структурой, опытными командирами. Как считал Теодор, это было необходимо для ведения наилучшим образом боевых действий в глубине вражеской территории. Каждый в отряде знал свое дело, место и обязанности. Опыт, военная дисциплина и квалификация имеющихся латинян и ромеев могли оказаться необычайно полезными для тех, кто возможно, присоединится в дальнейшем. Лемк надеялся на то, что вскоре ему удастся привлечь хотя бы немного болгар на свою сторону. Болгарское знание местности и военное мастерство и опыт ромеев могли дать в итоге преимущество против быстрого и жестокого врага.

Теперь можно было и начинать воевать.

Пик не было, но косы выпрямили, набили в била(!) цепов гвозди (хотя оно и так было суровым оружием). Остальным, у кого и вовсе кроме ножей ничего не сохранилось, выдали топоры и вилы. Теодор выдал второму Аркадию-скопефту захваченное в Гложницах короткое фитильное ружьё. Испробовали двумя выстрелами (берегли порох) — на ближних дистанциях отменное оружие!

Всего в отряде теперь было 27 человек и 4 аркебузы на всех. Всем было напомнено об ответственности потерю оружия и о том, что чтобы не попасть под суд, будет необходимо захватить оружие у врага.

Остро были необходимы аркебузы и мушкеты, свинец, порох, фитили.

Вторым приказом было собраться и покинуть лагерь.

Всех выстроил по завету военных наставлений — передовой отряд из нескольких человек, которые были предупредить о появлении опасности, далее основные силы и прикрывающий отряд.

Требовалось новое дело, которое бы скрепило отряд, спаяло его воедино. И не взять за живое главу сельского поселения, а схватиться с настоящими врагами, пролить их кровь.

Но вначале вновь навестили Гражницу и наложили на Минчева denique, штраф в 2000 акче за обращение к сарацинам. А также взяли двух кобыл и значительно запустили руки в погреба, что и являлось основной причиной его вновь навестить: три десятка мужчин имели серьёзный аппетит и продовольствия никогда не бывает много. Нужен был запас хотя бы на несколько дней.

Прощаясь, не забыли и про фураж для коней.

Лица семьи Минчевых выражали чистое возмущение и ярость — судя по сжимающимся кулакам, они мечтали об определённых действиях. Лица женщин выражали же скорее чувство обиды и несправедливости. Значительная часть добытого ромеями сделано их тяжелым трудом. Их можно было бы понять, если бы не чорбаджи Борис, который оставался, верным слугой султана. И судя по его яростному взгляду, к ромеям он уже вряд ли когда-нибудь будет расположен. А потому прочь жалость! Прочь!

Уходили спешно — к югу, держась Вите. Туда, где она разветвлялась на свой Белый и Чёрный приток. Белый мог привести в равнинную часть Болгарии, к Филиппополю и другим крупным городам. Но сейчас туда идти, без припасов и оружия не имело смысла. Повернули к Чёрной Вите.

Прошли местные водопады и на левом берегу реки остановились в пещерах, которые, как позже узнали, местные называли Моровыми. Название не отражало