забредали слишком буйные посетители, которые нередко хватались за оружие, если им что-то было не по нраву, и тогда приходилось обнажать клинок в качестве действенного средства, которое помогало не хуже успокоительной настойки.

Но человек в черном плаще достал из-под полы увесистый кошелек и бросил его на стол перед Андреа. Судя по мелодичному звону, он был набит золотыми дукатами[42]. За изготовление малой толики «кантареллы» это была просто баснословная цена!

И Андреа не удержался от соблазна; навыки коммерции, которые вдалбливали ему в голову с младенчества, перебороли здравый смысл.

– Ладно, – буркнул он с мрачным видом. – Но прежде позвольте мне закрыть аптеку…

Незнакомец внимательно наблюдал за процессом приготовления яда. Это явно было не праздное любопытство. Похоже, он понимал толк в таких делах. Что касается Андреа, то он так сильно старался сделать все, как должно, что его лоб покрылся капельками пота.

Наконец перелив содержимое колбы в пузырек с плотно притертой пробкой, юноша вручил яд незнакомцу и сказал:

– Надеюсь, вам понятно, синьор, что именно вы в ответе за то, как это вещество будет использовано. Если эта наша общая тайна будет раскрыта и нас схватят, я могу сказать, что сделал яд под угрозой смерти. Или, к примеру, взял по ошибке не то, что нужно. Я ведь не провизор, а всего лишь стюард. Поэтому у меня есть шанс выпутаться, а у вас – увы…

– Вы удивительно предусмотрительный молодой человек! – восхитился незнакомец. – Пусть вас не волнует, как будет применено это вещество. Я тоже не горю желанием оказаться в руках палача. Даю вам слово, что все останется между нами.

На этом они распрощались. Андреа высыпал дукаты на стол и долго любовался их маслянисто-желтым цветом. Он принес семье за один день месячную выручку!

Немного поколебавшись, юноша взял из кучки несколько монет и положил в свой кошелек – чтобы не зависеть от отцовских подачек. Ведь бережливый Галеаццо платил сыну как нанятому со стороны стюарду, и деньги эти были сущий мизер. А ведь соблазнов в Венеции для молодого человека пруд пруди…

Праздник продолжался, и Андреа наконец вырвался из душной аптеки на свежий воздух. Хотя, по правде говоря, из каналов, куда сливали все нечистоты, иногда пованивало, но этот запах для венецианцев был привычным и на него никто не обращал внимания. А красильщикам вообще было запрещено пользоваться каналами; они сливали использованные краски в лагуну.

Андреа и Джованни решили посетить городской рынок, дабы что-нибудь приобрести. А главное – поглазеть на товары, которые привозили в Венецию со всего мира. Крупнейшим источником доходов венецианских купцов была торговля в дальних пределах; чем больше риска, тем выше прибыль.

Венецианские корабли обычно покидали порт в составе конвоев. Каждый год отправлялось не менее семи торговых экспедиций в разные пункты назначения. К примеру, один флот направлялся в Готию[43], другой – на Кипр, третий – в Египет…

Боевые галеры принадлежали городу, и их сдавали в аренду тому, кто побеждал на аукционе. Купцы, оставшиеся дома, могли вкладывать деньги в предприятие тех, кто отправлялся в плавание, – за соответствующую долю в ожидаемой прибыли. Так можно было получить немалый барыш. По возвращении больших торговых кораблей причалы в Венеции были завалены коврами, шелками, благовониями, мешками с гвоздикой и корицей.

В Венеции оказывались вина с Крита и корица из Индии, ковры из Александрии и икра из Каффы, сахар из Кипра и финики из Палестины. Гвоздику и мускатный орех привозили из Молуккских островов через Александрию. Камфару с Борнео доставляли в лагуну вместе с жемчугом и сапфирами Цейлона. Кашмирские шали лежали рядом с тибетским мускусом, а слоновая кость с Занзибара разгружалась вместе с богатыми тканями из Бенгалии. Венецианские послы заключали торговые договоры с султанами Египта и татарскими ханами, с султаном Алеппо и графом Библосским.

Ежегодная ярмарка (sensa), существовавшая с XII века, была целиком посвящена предметам роскоши. Только мастера золотых и серебряных дел там разбивали около тридцати лавок и палаток.

Ярмарка проводилась на площади Святого Марка, длилась пятнадцать дней и собирала несколько сот тысяч посетителей. Там были представлены изделия стеклодувов, художников, оружейников, ткачей, кружевниц, вышивальщиц и многих других ремесленников Венеции. Торговля становилась карнавалом, представлением, праздничным ритуалом, таким же, как обряды сбора урожая на селе.

Город блистал. В этот ранний утренний час, когда тучки на горизонте растаяли, разбежались и солнце наконец засияло во всю свою мощь, Венеция с некоторого отдаления казалась святочной игрушкой, так много в ней было золота и позолоты. Поистине это был золотой город. На Монетном дворе даже была установлена статуя Аполлона, держащего золотые слитки. Венецию называли «Signoria dell’oro» – «Синьория золота».

Золото применялось и в живописи. Художники использовали золотые нити, золотую пудру и золотые чешуйки. Золото было священным продуктом; венецианцы верили, что его порождает солнце глубоко в недрах земли.

Самый знаменитый из венецианских домов Ка-д’Оро, или палаццо Санта-София, был сплошь покрыт рельефами и позолотой и представлял собой сверкающую стену света. На его поверхности крепились двадцать две тысячи семьдесят пять золотых пластин. Под стать ему в городе были только «Золотой сундук» – Фондако деи Тедески и Золотая базилика Святого Марка.

Внутри базилики находился золотой алтарь, инкрустированный драгоценными камнями. Так много там было позолоты, что человеку, впервые оказавшемуся в базилике, казалось, что он попал в рай. Золото использовалось для оформления венецианского стекла и конечно же входило в текстуру золотой парчи. Дож, облаченный в золото, был эмблемой города и символом его богатства. Прекрасный материал символизировал благородство и моральную силу.

Главным рынком города был Риальто. В XII веке частные дома в окрестностях рынка были перестроены в магазины и склады товаров. Риальто стал настоящим базаром. В Пепельную среду и Страстную пятницу к двум главным церквям Риальто двигались пышные процессии. Более явного одобрения торговля иметь просто не могла. Ее всячески лелеяли и оберегали.

Риальто все время рос и расширялся. Внешние улицы были расчищены и расширены, улучшены каналы, построены доки. Чтобы придать этому коммерческому месту гармонию и даже величие, на стене главной рыночной колоннады поместили огромную карту мира. Здесь находилась тюрьма для должников и колонна для официальных объявлений, склады и правительственные канцелярии для управления торговлей. Со временем Риальто стал символом торговли.

Мерчерия, главная улица Венеции, была застроена магазинами. Их насчитывалось двести семьдесят шесть. А еще существовали голосистые коробейники, уличные торговцы и бродячие ремесленники. Распродажи и аукционы проводились на улицах, в портиках и в тени церквей, а магазины становились местами собраний. Это был великий карнавал коммерции.

Для каждого вида товара существовали отдельные рынки и палатки. Чем дороже товар, тем ближе к сердцу Риальто он продавался. Сердцем рынка была маленькая церковь Сан-Джакомо ди Риальто, а на его окраине располагались таверны и бордели. Там же находились места для продавцов тряпья и подержанных вещей. Риальто был островом наживы, крупной и мелкой. Это была маленькая Венеция внутри большой.

В городе насчитывалось около сорока торговых гильдий – от аптекарей до ткачей, от трактирщиков до цирюльников. А еще были сотни профессий, не образовывавших гильдий, таких как кормилицы, грузчики или чистильщики отхожих мест.

Практически все население Венеции работало. Это было жизненно необходимо для всех ниже уровня патрициев. Названия городских улиц говорили сами за себя: улица Кровельщиков, Мыловаров, Воскобойных Заводов, Красильщиков, Мастеров Золотых Дел…

Джованни сиял, как новенький дукат. У него появилась