груди проходила насквозь, делая его видимым снаружи — с обеих сторон. Зачем оно бьется, если не перекачивает кровь? У Нэнсис давно уже не было вен. Это был киборг без органических надстроек.

— Ты увидела рождение своего ребенка только благодаря киборгизации. И ненавидишь то, что подарило тебе счастье.

— Чушь! — Нэнсис отряхнула пальцы, будто замочила их, но с них не сорвалось ни капли. — Не испытать заслуженную боль — это по-твоему счастье?

— Увидеть своего ребенка, взять его на руки — вот счастье, — Эльтас помнил, как в первый раз качал первенца на руках.

— Слишком большая цена для такого короткого счастья.

— Короткого?

— Он плакал… — голос Нэнсис дрогнул. — Как только я пыталась взять его на руки, он начинал истошно орать и не прекращал, пока я не уйду из комнаты. Я так и не смогла прикоснуться к маленькому родному тельцу. Он боялся меня, даже когда не видел. Детское сердце всегда чувствует мертвое. Всегда его отвергает.

— Модульное отрицание… такое бывает. Редко, но бывает. Дети, они ведь нежные создания. Временами пугаются неизвестного, но это временно. Проходит.

— Не прошло.

Подбежал счастливый Эрик, наигравшись с ракушками на песке. Он улыбался. Эльтас угомонил его, приложив палец к губам. Мальчик передумал веселиться и сел на песок, скрестив босые ноги.

— И что я получила? Искалеченное счастье. Я бы могла встретить свое дитя после смерти, но сейчас уже нет. Я киборг, а ты лишил меня рая.

Эльтас не понимал стремление некоторых в загробную жизнь, потому что никогда в нее не верил. Но он верил в обиду, и попытки прикрыть ее высокими идеалами. Если бы идеалов не существовало, их следовало бы придумать.

— Печально, — грустным голосом ответил старик. — Не всегда происходит так, как мы захотим. Разве обида — повод лишать счастья других? Им может повезти больше, чем тебе. Дети будут улыбаться на других руках, пусть и механических. А счастливые родители просыпаться по утрам и улыбаться вместе с ними. Долго. Этого времени хватит на все.

— Думаешь, это все из-за обиды? — Нэнсис даже задрала голову и посмотрела на Эльтаса, вставшего сбоку. Она гортанно рассмеялась. — Моя обида — ничто. И я ничто! Я уже не имею никакого значения. Мое прошлое, настоящее, будущее — ничто не имеет значения.

— А что же имеет?

— Судьбы. Тысячи судеб и душ, — ответила Нэнсис. — Те, кто чувствуют. Лучше, чем я. Правильно. Люди.

Старик опустился на песок рядом с Эриком, он находился всего лишь в метре от Нэнсис. Она это видела, и оставалась совершенно спокойна. Тихий шелест воды не мешал их разговору. Они сидели вдвоем как старые друзья.

— Телепорты, нейросети, дроиды, киборгизация… трудно ненавидеть все сразу. Ты слишком много взвалила на свои плечи.

— Какая разница? Все они связаны, а, значит, мои враги. Это лишь четыре стороны одной медали.

— У медали две стороны.

— У нее будет столько сторон, сколько мы пожелаем.

Эрик показал ракушку старику и протянул ему, но тот поднял ладонь, отказываясь. Мальчик пожал плечами и продолжил рыться в песке.

— Марс… он ведь очень хрупкий, — вздохнул старик, — и жизнь на нем хрупкая. Если атмосферы не станет, если выйдут из строя гравитаторы, если…

— …если бы да кабы.

— Киборги, телепорты, дроиды… нам не обойтись без них, — прямо сказал Эльтас, немного помедлил и добавил: — Дроиды… они ведь лучше нас.

— Ты первым начал так считать и учишь других тому же. Думаешь, что они пришли заменить нас.

— Может, в том есть высшее предназначение? Может, это будет совсем другой мир? Лучше, чем человеческий. Это будет нечто… иное.

— На своем веку я повидала разное. Умные дроиды, глупые дроиды, хитрые и откровенно наивные. Но большинство таило в себе только зло. Дети «Венета»… там не было исключений. Нет смысла спорить. Да, я встречала разное, но еще ни разу не встречала иное.

— Наверное, нужно еще немножко времени, чтобы иное себя показало, — пожал плечами старик, вновь омыв пятки в прохладных винных водах.

— А кто вернет миллионы убитых? — жилы на дырявой челюсти пришли в движение, отчего она походила на кишащую стальными червями. — Я скажу тебе простую истину, старик. Хотя ты сам прекрасно знаешь ее, но я повторю. Все, что появляется в этом мире, начинает играть по его правилам. Потому что наш мир — это материя. А у материи не так много возможностей. До сих пор считаешь, что дроиды лучшие?

— Их можно запрограммировать…

— Быть хорошими? — усмехнулась Нэнсис. — Перед тобой мертвая женщина, старик. Оставь детские уловки для своих мальчиков.

— В этом ты права… — Эльтас понял, что с таким врагом бесполезна ложь. Самое мощное оружие против него — искренность. — Любая программа — это ограничение, а это противоречит критериям целостной личности. Они становятся гражданами, только когда получают свободную волю.

— А с ней и право на жизнь… и удовольствия. Видеть, слышать, чувствовать вкус… трахаться. Это же так приятно, правда? К этому привязываешься, от этого не так-то трудно отказаться. Мир диктует свои правила, и они их принимают. Вот только в тот момент, как они получили свою волю, сразу стали хуже. Да, ты не ослышался. Хуже. Не лучше.

— Почему же?

— Потому что они не болеют, не умирают и не испытывают боли, если не хотят. Потому что ничто их не останавливает. Они хуже. А худший из двух выборов всегда выбирает грех.

— Есть те, у кого нет тела.

— Вечно жить в цифровом безумии, внутри трехмерного мира без возможности умереть и познать большее… Ты тот еще садист, Эльтар. Все, что ты можешь — лишать рая. И начал ты с себя.

Эльтар вздрогунл. Он не верил в рай, но вздрогнул.

— Худшие не попадают в рай.

— Да. — Только и ответила Нэнсис.

Она подняла голову и еще раз оглянулась. Возможности дистанционной связи были сильно ограничены, и Нэнсис могла видеть только кусочек воды вокруг себя. Силясь разглядеть больше, она задрала нос, втягивая носом галографический воздух. Бесполезно. Почувствовать окружающие запахи оказалось так же сложно, как и замочить пальцы. Через мгновение киборг снова опустила голову, сосредоточив взгляд на водяном клочке перед собой.

— Здесь рядом целое море, но ты предпочел прийти сюда. Я не вижу полностью эту заводь, но мне кажется, что в ней плещется кровь, — безмятежно проговорила Нэнсис, полоская пальцы в воде.

— Это озеро.

— Озеро крови… Уверена, это твое любимое место.

— Я всегда представлял, что оно наполнено вином.

— Нет. Кровью.

Нэнсис погрузила руки в воду до запястий, любуясь, как красные волны ударяются о бесплотные голограммы. Они бились мелкой рябью о свет, лишь на мгновение встречая