— Ну, ну, дурак! Начал еще хныкать! Молчи! Собираться! Счет,скорее, скорей!

— Ближайший поезд отправится в девять с половиною часов,бабушка, — доложил я, чтоб остановить ее фурор[55].

— А теперь сколько?

— Половина восьмого.

— Экая досада! Ну все равно! Алексей Иванович, денег у меняни копейки. Вот тебе еще два билета, сбегай туда, разменяй мне и эти. А то не счем и ехать.

Я отправился. Через полчаса возвратившись в отель, я засталвсех наших у бабушки. Узнав, что бабушка уезжает совсем в Москву, они былипоражены, кажется, еще больше, чем ее проигрышем. Положим, отъездом спасалосьее состояние, но зато что же теперь станется с генералом? Кто заплатит Де-Грие?M-lle Blanche, разумеется, ждать не будет, пока помрет бабушка, и, наверное,улизнет теперь с князьком или с кем-нибудь другим. Они стояли перед нею,утешали ее и уговаривали. Полины опять не было. Бабушка неистово кричала наних.

— Отвяжитесь, черти! Вам что за дело? Чего эта козлинаяборода ко мне лезет, — кричала она на Де-Грие, — а тебе, пиголица, чего надо? —обратилась она к m-lle Blanche. — Чего юлишь?

— Diantre![56] — прошептала m-lle Blanche, бешено сверкнувглазами, но вдруг захохотала и вышла.

— Elle vivra cent ans![57] — крикнула она, выходя из дверей,генералу.

— А, так ты на мою смерть рассчитываешь? — завопила бабушкагенералу, — пошел! Выгони их всех, Алексей Иванович! Какое вам дело? Я своепросвистала, а не ваше!

Генерал пожал плечами, согнулся и вышел. Де-Грие за ним.

— Позвать Прасковью, — велела бабушка Марфе.

Через пять минут Марфа воротилась с Полиной. Все это времяПолина сидела в своей комнате с детьми и, кажется, нарочно решилась весь деньне выходить. Лицо ее было серьезно, грустно и озабочено.

— Прасковья, — начала бабушка, — правда ли, что я давечастороной узнала, что будто бы этот дурак, отчим-то твой, хочет жениться на этойглупой вертушке француженке, — актриса, что ли, она, или того еще хуже? Говори,правда это?

— Наверное про это я не знаю, бабушка, — ответила Полина, —но по словам самой m-lle Blanche, которая не находит нужным скрывать, заключаю…

— Довольно! — энергически прервала бабушка, — все понимаю! Явсегда считала, что от него это станется, и всегда считала его самым пустейшими легкомысленным человеком. Затащил на себя форсу, что генерал (из полковников,по отставке получил), да и важничает. Я, мать моя, все знаю, как вы телеграммуза телеграммой в Москву посылали — «скоро ли, дескать, старая бабка ногипротянет?» Наследства ждали; без денег-то его эта подлая девка, как ее — deCominges, что ли, — и в лакеи к себе не возьмет, да еще со вставными-то зубами.У ней, говорят, у самой денег куча, на проценты дает, добром нажила. Я,Прасковья, тебя не виню; не ты телеграммы посылала; и об старом тоже поминатьне хочу. Знаю, что характеришка у тебя скверный — оса! укусишь, так вспухнет,да жаль мне тебя, потому: покойницу Катерину, твою мать, я любила. Ну, хочешь?бросай все здесь и поезжай со мною. Ведь тебе деваться-то некуда; да инеприлично тебе с ними теперь. Стой! — прервала бабушка начинавшую былоотвечать Полину, — я еще не докончила. От тебя я ничего не потребую. Дом у меняв Москве, сама знаешь, — дворец, хоть целый этаж занимай и хоть по неделям комне не сходи, коль мой характер тебе не покажется. Ну, хочешь или нет?

— Позвольте сперва вас спросить: неужели вы сейчас ехатьхотите?

— Шучу, что ли, я, матушка? Сказала и поеду. Я сегодняпятнадцать тысяч целковых просадила на растреклятой вашей рулетке. Вподмосковной я, пять лет назад, дала обещание церковь из деревянной в каменнуюперестроить, да вместо того здесь просвисталась. Теперь, матушка, церковь поедустроить.

— А во'ды-то, бабушка? Ведь вы приехали воды пить?

— И, ну тебя с во'дами твоими! Не раздражай ты меня,Прасковья; нарочно, что ли, ты? Говори, едешь аль нет?

— Я вас очень, очень благодарю, бабушка, — с чувством началаПолина, — за убежище, которое вы мне предлагаете. Отчасти вы мое положениеугадали. Я вам так признательна, что, поверьте, к вам приду, может быть, даже искоро; а теперь есть причины… важные… и решиться я сейчас, сию минуту, не могу.Если бы вы остались хоть недели две…

— Значит, не хочешь?

— Значит, не могу. К тому же во всяком случае я не могубрата и сестру оставить, а так как… так как… так как действительно можетслучиться, что они останутся, как брошенные, то… если возьмете меня смалютками, бабушка, то, конечно, к вам поеду и, поверьте, заслужу вам это! —прибавила она с жаром, — а без детей не могу, бабушка.

— Ну, не хнычь! (Полина и не думала хныкать, да она иникогда не плакала), — и для цыплят найдется место; велик курятник. К тому жеим в школу пора. Ну так не едешь теперь? Ну, Прасковья, смотри! Сделала бы ятебе добра, а ведь я знаю, почему ты не едешь. Все я знаю, Прасковья! Недоведет тебя этот французишка до добра.

Полина вспыхнула. Я так и вздрогнул. (Все знают! Один я,стало быть, ничего не знаю!)

— Ну, ну, не хмурься. Не стану размазывать. Только смотри,чтоб не было худа, понимаешь? Ты девка умная; жаль мне тебя будет. Ну,довольно, не глядела бы я на вас на всех! Ступай! прощай!

— Я, бабушка, еще провожу вас, — сказала Полина.

— Не надо; не мешай, да и надоели вы мне все.

Полина поцеловала у бабушки руку, но та руку отдернула исама поцеловала ее в щеку.

Проходя мимо меня, Полина быстро на меня поглядела и тотчасотвела глаза.

— Ну, прощай и ты, Алексей Иванович! Всего час до поезда. Даи устал ты со мною, я думаю. На, возьми себе эти пятьдесят золотых.

— Покорно благодарю вас, бабушка, мне совестно..

— Ну, ну! — кликнула бабушка, но до того энергично и грозно,что я не посмел отговариваться и принял.

— В Москве, как будешь без места бегать, —. ко мне приходи;отрекомендую куда-нибудь. Ну убирайся!

Я пришел к себе в номер и лег на кровать. Я думаю, я лежал сполчаса навзничь, закинув за голову руки. Катастрофа уж разразилась, было о чемподумать. Завтра я решил настоятельно говорить с Полиной. А! французишка? Так,стало быть, правда! Но что же тут могло быть, однако? Полина и Де-Грие!Господи, какое сопоставление!

Все это было просто невероятно. Я вдруг вскочил вне себя,чтоб идти тотчас же отыскать мистера Астлея и во что бы то ни стало заставитьего говорить. Он, конечно, и тут больше меня знает. Мистер Астлей? вот еще дляменя загадка!