Он опять засмеялся, Сашка робко заглянул в кухню. Лукьяновнаконец обратил на него внимание.

– Зверь заметно подрос. Имя у него есть?

– Ага.

– И как звать это чудо природы?

– Сашка.

Лукьянов фыркнул и развел руками.

– Надо полагать, в мою честь.

– Ага. Это же твой подарок, и ты сам уверял, что он –мой утешительный приз. – Я подошла ближе и попросила: – Слушай, поцелуйменя.

Он поставил на стол стакан, отложил лопатку и заключил меняв объятия. Мое сердце вновь забилось, как птица в клетке.

– Прекрасно выглядишь, – сказал он, слегкаотстраняясь после долгого поцелуя.

– Спасибо. Ты тоже неплохо.

– Я случайно не нарушил твои планы? По квартире япрогулялся, мужских вещей нет, но вдруг…

– Не болтай чепухи.

– Почему “чепухи”? Год – довольно большой срок, поясверности я на тебя не надевал…

– А жаль, – улыбнулась я.

– Серьезно? Надо поразмышлять над этим. Выходит, всамом деле ждала?

– Ага. Только не очень верила, что приедешь.

– Дел было невпроворот.

– Мог бы позвонить, рассказать о своих делах…

– Терпеть не могу разговоров по телефону. Кстати, тытоже не звонила.

– Так ты ж мобильный сменил, а о домашнем номере я ипонятия не имею.

– Ах да… извини, забыл. Позавтракаешь?

Мы устроились за столом друг напротив друга. Я бояласьспросить о главном, точнее, боялась услышать ответ, оттого улыбалась широко илучезарно и болтала всякую чушь.

Он тоже улыбался и время от времени кивал. Неужто приехал,чтобы увидеть меня? Поверить в такое моей глупости не хватало, но как хочетсяповерить-то, господи. А что, может, действительно важные дела задержали, может,и позвонить не мог. Ключи от моей квартиры сохранил, значит, думал вернуться…

Год назад у Деда накануне выборов возникли сложности, онрешил, что я не справлюсь, и его московские друзья прислали нам в помощьЛукьянова. Отличный специалист по трудно разрешаемым проблемам. Я не шучу.Действительно специалист и разбирается с проблемами лихо, за что и получил вопределенных кругах прозвище Саша Тихий. То есть там, где вынужден появлятьсяСаша, становится тихо, потому что конфликтовать, по большей части, уже некому.Кому, как не мне, это знать. И я, конечно, знала, но ума эти знания мне неприбавили.

Мы закончили завтрак (или обед), я покормила Сашку, аЛукьянов стал мыть посуду. Я разглядывала его спину, наблюдая, какперекатываются мышцы под тонким свитером, и гладила собаку. Пес демонстрировалчудеса скромности, должно быть, чуял неладное.

Лукьянов закончил с посудой, повесил полотенце и взял меняза руки.

– Что скажешь? – спросил он каким-то осевшимголосом. Может, тоже волновался. Впрочем, вряд ли.

– Я люблю тебя, – ответила я, по-дурацки улыбаясь.

– Серьезное заявление, – покачал онголовой. – А ревешь чего?

– Я реву?

– Ну не я же… – Он провел ладонью по моим щекам. –Забавный ты человечек. Чего не спросишь, зачем приехал?

– Не хочу.

– И правильно.

Он начал целовать меня, выпрямился, потянул за собой, а явцепилась в его плечи и заревела, теперь не стесняясь.

– Идем в спальню? – спросил он. Я что-то невнятнопромычала. – По мне, и здесь хорошо, – хохотнул он, и нам в самомделе было хорошо. Мне-то уж точно.

Потом мы перебрались в гостиную, телефон звонил раз пять, ноя его игнорировала. Мы лежали на полу и изучали потолок, не то, чтобы там былочто-то интересное, просто требовалось отдышаться. Телефон опять зазвонил.

– Может, стоит ответить? – сказал Лукьянов. Янащупала трубку.

– Где тебя носит? – спросил Вешняков. –Звоню, звоню, мобильный отключен.

– Скажи мне что-нибудь радостное, – вздохнулая. – Скажи, что нашел любовника Ивановой или наконец-то получил ответ назапрос.

– Дулю тебе с маком, а не любовника. Встретимся вчетыре, возле цирка.

Я отбросила трубку и взглянула на Лукьянова. К тому моментуон успел надеть штаны.

– Дела? – спросил он, стоя ко мне спиной.

– Они самые.

– Ты по-прежнему работаешь на Деда? Помнится, тымечтала избавиться от этой работы и даже многое сделала, чтобы соскочить скрючка. Я прав?

– Прав, – поморщилась я.

– Так почему?

Ответить на этот вопрос было непросто. Ответ, конечно, был,но он меня не устраивал. Я прикинула и так и эдак и ответила правду:

– Да какая разница.

– Что? – поворачиваясь ко мне, спросил Саша,демонстрируя поднятием бровей удивление. Удивление получилось так себе, новопрос он задал, и мне надлежало ответить. Можно послать его к черту, но нехотелось, и я заунывно начала:

– Видишь ли, когда я была девочкой на побегушках,потому что он хотел, а я, соответственно, не хотела, мне казалось, что если быя… короче, я была уверена: стоит мне получить возможность выбора – и жизньстанет другой. Такой, как я захочу.

– Надежды не оправдались?

– Нет, конечно. Я-то сама другой стать не могу, так причем здесь жизнь и стоит ли в ней чего-то менять?

– Логично, – кивнул Саша, садясь рядом. –Пьешь по-прежнему?

Я зло фыркнула:

– С этим пороком завязала. Посмотри, как распрекрасно явыгляжу.

– Ты и год назад выглядела неплохо.

– Я закодировалась.

– Помогает?

– Еще бы.

– Что ж, это хорошая новость. Теперь давай плохую. Чтоза дерьмо у вас здесь происходит?

Само собой, я ждала этого вопроса, и удивляться не стоило, иуж тем более не стоило заходиться от тоски и отчаяния, но все же было больно.

– Так ты поэтому приехал?