— Виноват, мадемуазель, но с Михаем Луканом так непоступают. Вы мне в некотором роде делали авансы, а теперь вздумали публичнопозорить?! Не на того напали! Здесь вам не пресс-клуб, здесь я у себя дома!

От галантности будущего сенатора не осталось и следа. Кариес желтизной глаза метали молнии.

— Идемте, мадемуазель, экипаж ждет. — И на Вариноплечо легла смуглая, поросшая шерстью рука с неожиданно сильными, будтовыкованными из железа пальцами.

— Вы с ума сошли, полковник! Я вам некуртизанка! — вскрикнула Варя, оглядываясь по сторонам.

Людей в фойе было довольно много, все больше господа влетних пиджаках и румынские офицеры. Они с любопытством наблюдали за пикантнойсценой, но заступаться за даму (да и даму ли?), кажется, не собирались.

Лукан сказал что-то по-румынски, и зрители понимающезасмеялись.

— Много пила, Маруся? — спросил один по-русски, ивсе захохотали еще пуще.

Полковник властно обхватил Варю за талию и повел к выходу,да так ловко, что сопротивляться не было никакой возможности.

— Вы наглец! — воскликнула Варя и хотела ударитьЛукана по щеке, но он успел схватить ее за запястье. От придвинувшегосявплотную лица пахнуло смесью перегара и одеколона. Сейчас меня вытошнит,испуганно подумала Варя.

Однако в следующую секунду руки полковника разжались самисобой. Сначала звонко хлопнуло, потом сочно хряпнуло, и Варин обидчик отлетел кстене. Одна его щека была багровой от пощечины, а другая белой от увесистогоудара кулаком. В двух шагах плечом к плечу стояли д'Эвре и Зуров. Корреспондентпотряхивал пальцами правой руки, гусар потирал кулак левой.

— Между союзниками пробежала черная кошка, —констатировал Ипполит. — И это только начало. Мордобоем, Лука, неотделаешься. За такое обхождение с дамой шкуру дырявят.

Д'Эвре же ничего не сказал — молча стянул белую перчатку ишвырнул полковнику в лицо.

Тряхнув головой, Лукан распрямился, потер скулу. Посмотрелна одного, на другого. Варю больше всего поразило то, что о ее существованиивсе трое, казалось, совершенно забыли.

— Меня вызывают на дуэль? — Румын сипло, словночерез силу, цедил французские слова. — Сразу оба? Или все-таки по одному?

— Выбирайте того, кто вам больше нравится, — сухообронил д'Эвре. — А если повезет с первым, будете иметь дело со вторым.

— Э-э нет, — возмутился граф. — Так непойдет. Я первым сказал про шкуру, со мной и стреляться.

— Стреляться? — неприятно засмеялся Лукан. —Нет уж, господин шулер, выбор оружия за мной. Мне отлично известно, что вы смсье писакой записные стрелки. Но здесь Румыния, и драться мы будем по-нашему,по-валашски.

Он крикнул что-то, обратившись к зрителям, и несколькорумынских офицеров охотно вынули из ножен сабли, протягивая их эфесами вперед.

— Я выбираю мсье журналиста, — хрустнул пальцамиполковник и положил руку на рукоять своей шашки. Он трезвел и веселел прямо наглазах. — Возьмите любой из этих клинков и пожалуйте во двор. Сначала япроткну вас, а потом отрежу уши господину бретеру.

В толпе одобрительно зашумели и кто-то даже крикнул:«Браво!».

Д'Эвре пожал плечами и взял ту саблю, что была ближе.

Зевак растолкал Маклафлин:

— Остановитесь! Шарль, не сходите с ума! Это жедикость! Он вас убьет! Рубиться на саблях — это балканский спорт, вы им невладеете!

— Меня учили фехтовать на эспадронах, а это почти однои то же, — невозмутимо ответил француз, взвешивая в руке клинок.

— Господа, не надо! — наконец обрела голосВаря. — Это все из-за меня. Полковник немного выпил, но он не хотел меняоскорбить, я знаю. Ну перестаньте же, это в конце концов нелепо! В какоеположение вы меня ставите? — Ее голос жалобно дрогнул, но мольба так и небыла услышана.

Даже не взглянув на даму, из-за чести которой, собственно,произошла вся история, свора мужчин, оживленно переговариваясь, двинулась покоридору в сторону внутреннего дворика. С Варей остался один Маклафлин.

— Глупо, — сердито сказал он. — Какие ещеэспадроны? Я-то видел, как румыны управляются с саблей. Тут в третью позицию невстают и «гарде» не говорят. Рубят ломтями, как кровяную колбасу. Ах, какоеперо погибает, и как по-идиотски! Все французская спесь. Индюку Лукану тоже непоздоровится. Засадят в тюрьму, и просидит до самой амнистии по случаю победы.Вот у нас в Британии…

— Боже, боже, что делать, — потерянно бормоталаВаря, не слушая. — Я одна во всем виновата.

— Кокетство, сударыня, — большой грех, —неожиданно легко согласился ирландец. — Еще со времен Троянской войны…

Из двора донесся дружный вопль множества мужских голосов.

— Что там? Неужели кончено? — Варя схватилась засердце. — Как быстро! Сходите, Шеймас, посмотрите. Умоляю!

Маклафлин замолчал, прислушиваясь. На его добродушном лицезастыла тревога. Выходить во двор корреспонденту явно не хотелось.

— Ну что же вы медлите, — поторопила егоВаря. — Может быть, ему нужна медицинская помощь. Ах, какой вы!

Она метнулась в коридор, но навстречу, бренча шпорами, шелЗуров.

— Какая жалость, Варвара Андреевна! — еще издаликрикнул он. — Какая непоправимая утрата!

Она обреченно припала плечом к стене, подбородок задрожал.

— Как могли мы, русские, утратить традицию сабельнойдуэли! — продолжал сокрушаться Ипполит. — Красиво, зрелищно,эффектно! Не то что пиф-паф, и готово! А тут балет, поэма, бахчисарайскийфонтан!

— Перестаньте нести чушь, Зуров! — всхлипнулаВаря. — Скажите же толком, что там?